Семь женщин - Ребекка Миллер

Намыленная щетка плавно скользила по потрескавшейся голубой тарелке. В тонком слое пузырящегося моющего средства растворялись остатки яичницы. Надев розовые резиновые перчатки, Брайна безмятежно мыла посуду в раковине. Ее губы тронула едва заметная, чуть хитроватая усмешка, а брови чуточку приподнялись. Она словно бы кого-то слушала.

— Что ж, — проговорила она еле слышно, почти беззвучно, — я никогда не спешу, когда мою посуду. Я люблю это делать медленно и в это время собираюсь с мыслями на весь день. Что?.. О, обычно я иду гулять, но иногда навещаю друзей.

Брайна не могла вспомнить, когда начались эти интервью. Так давно, что теперь они стали для нее столь же естественными, как дыхание. Несколько раз в день у нее происходили непродолжительные беседы с интервьюерами — как правило, с журналистами из «Редбука», ежедневника «Женская одежда» или «Телегида», которым она рассказывала, как готовит запеканку из тунца, чем приправляет овсянку для мистера Дойла, как выбирает губную помаду…

Домыв посуду, Брайна налила чай в чашку и отнесла старухе. Та дремала.

— Еще увидимся, мама, — сказала Брайна.

— Ха-ра-шо, — насмешливо отозвалась старуха и протянула к чашке тощую руку с набухшими венами.

Брайна перешла узкую дорогу. В ее руке звякали ключи от грузовичка. Она была очень высокого роста, с большими ногами и руками. Волосы у нее были рыжеватые и тонкие. Они торчали облачком на голове и не желали слушаться, как она ни старалась усмирить их с помощью бигуди. Сегодня на Брайне была нежно-голубая хлопковая блузка с коротким рукавом, синтетические коричневые брюки, коротковатые на полтора дюйма, белые носки и дешевые кроссовки. Ни в одном из зеркал в доме Дойлов Брайна не могла увидеть себя ниже талии, поэтому нижняя часть ее одежды всегда выглядела, скажем так, не идеально.

Милт был в амбаре, откуда доносились звуки радио. Брайна подошла к деревянному забору и крикнула:

— Милт!

Ответа не последовало.

— Милт!

Она немного подождала. Было жарко. Брайна чувствовала на себе взгляд старухи, глядящей в окно.

— МИЛТ!!!

Милт не вышел, и Брайна немного рассерженно толкнула калитку. Калитка, прошуршав по сухой траве, неохотно открылась. Брайна подошла к амбару и робко заглянула внутрь. Изогнулась всем телом, но порог не переступила. Милт чистил стойло серого жеребца. Он скреб вилами по земле позади могучего крупа. Музыка звучала оглушительно громко. «Персики, персики, хватит вам расти. Пора уж это дерево давно мне отрясти…» Он даже внимания не обращал на то, что слушал.

— Милт!

Не слыша голоса жены, Милтон продолжал трудиться. Брайна не собиралась заходить в амбар. Ни за что. Только не в амбар! Сначала она боялась, что конь ее лягнет, а потом стала бояться самого амбара.

— МИЛТОН!

На этот раз муж ее услышал и выключил радио.

— Мне нужно к Штейнам. Я почти опаздываю.

Милт вытер руки о синий комбинезон, запер стойло и молча взял у жены ключи. Они перешли дорогу и сели в кабину грузовичка.

Дождя не было уже шесть недель. Трава стала сухой, как кукурузные хлопья. Коровам негде было пастись, корм для них приходилось покупать. Вода в колодце опустилась на сорок футов, а у соседей колодцы совсем пересохли. Брайна кожей чувствовала тревогу мужа. Они уже приютили у себя соседских лошадей. Долго ли они продержатся? Она взглянула на большие руки мужа, лежавшие на руле. Кожа на руках высохла и потрескалась. Его глаза были голубые — бледно-голубые, как застиранные джинсы. А ресницы светлые.

Брайна отвела взгляд, посмотрела в окно. На небе ни облачка. Еще один жестокий день.

Они свернули к подъездной дорожке у дома Штейнов. Милт остановил машину у ворот. Выходить не стал. Ему не хотелось разговаривать с этими людьми, а они вечно пытались затащить его к себе. Местный, так сказать, колорит.

— Вернусь к обеду, — сказала Брайна.

— Пока, — сказал Милт.

Брайна пошла по дорожке. Дом прятался за небрежно подстриженной живой изгородью. Обойдя чудесное дерево магнолии, Брайна увидела Джо Штейна, знаменитого поэта и романиста. Он стоял спиной к Брайне, перед кустом у крыльца, и что-то громко читал вслух, как бы обращаясь к этому кусту.

— Доктор, доктор, доктор, — рокочущим голосом произнес мистер Штейн. — Возьми дитя обратно.

Брайна шла вперед, опустив голову и гадая, поздороваться или просто войти в дом, словно мистера Штейна тут нет. Но тут она услышала ровный, громкий шелест струи, бьющей в землю. Брайна замерла, затаив дыхание. Не могла же она пройти мимо мистера Штейна в то время, как тот мочится… И назад попятиться нельзя, ведь под ее ногой мог хрустнуть сучок. Она была совсем рядом, он мог ощутить ее дыхание на затылке. Ей оставалось только надеяться, что он не обернется. А мистер Штейн продолжал мочиться.

— Я хочу к дистрофикам, в общую палату.

Мистер Штейн был высоким и сутулым, кожа сморщенная, как у носорога. Он был почти лысый и при этом четырежды был женат на красотках. Что же ей сказать, если он обернется? Еще подумает, что она за ним подглядывает.

Брайна почувствовала, как над верхней губой выступили капельки испарины.

— Я через страданья снова стану сильным…

Наконец шелест струи утих.

— Только не хочу быть белым и стерильным.

Мистер Штейн застегнул молнию, сделал два шага к дому и вдруг, резко обернувшись, налетел на Брайну.

— Миссис Дойл!

Она его напугала.

— Ой, здрасте, мистер Штейн. А я к вам иду, — проговорила Брайна сдавленным голосом (вообще-то голос у нее был зычный).

— Хорошо, что вы не подошли минуту назад. Я тут… помочился в кустиках… мы все так делаем… Знаете, воду экономим, — криво улыбаясь, сообщил мистер Штейн.

Брайна шагнула в сторону. Ей хотелось поскорее войти в дом.

— Как Милт думает, дождь скоро будет? — спросил мистер Штейн.

— Да… да, он говорит, что скоро будет.

— Ну, будем надеяться, что ваш муж не ошибается! — сказал мистер Штейн и скрылся за кустами.

Брайна знала, что он направляется в мастерскую — неказистый маленький домик в лесу. Слава богу, он никогда не просил ее там прибраться. Брайна почему-то думала, что там полно пауков. И вообще, мистер Штейн заставлял ее нервничать.

Войдя в кухню, Брайна сразу принялась мыть посуду. Малышка Дейзи оставила в раковине несколько грязных тарелок. (Миссис Штейн всегда успевала вымыть посуду до прихода Брайны, чтобы та могла заняться уборкой.) На кухонной стойке ее, как всегда, ждал маленький яблочный пирожок, накрытый бумажной салфеткой, а рядом лежал конверт персикового цвета с жалованьем за неделю.

В кухню босиком вбежала Дейзи, восьмилетняя дочка Штейнов.