Ожившие кошмары - Павел Владимирович Рязанцев

— Чего вылупилась? — спросил Свиридов, вытягивая ноги. — Решим сейчас вопрос, как обычно.

4

Ни один советский ребенок не боялся подвалов, пока не появились американские фильмы ужасов. Потому что в деревнях подвалы были везде, и были они унылыми влажными помещениями, где над потолком болталась тусклая лампа накаливания, вдоль стен торчали деревянные полки, забитые банками — с закрутками или без, а из зловещего там были разве что пауки. К тому же подвалы делали небольшими, и всякий хлам никто не складывал (для этого у нормального советского гражданина был гараж!). Ну какие призраки могут быть среди огурцов, арбузов и малинового варенья?

Леша тоже не боялся подвала родительского дома. Признаться, он даже не задумывался о подвале, не его это было дело туда соваться. Но как-то раз он посмотрел первый в своей жизни фильм ужасов, в видеосалоне, который открыли неподалеку от школы. Леше было то ли девять, то ли десять лет. Он бы не пошел смотреть такое, но одноклассники сообщили, что учитель труда Виктор Палыч, соорудивший видеосалон в здании бывшей библиотеки, зазывает первых зрителей бесплатно. Грех было не пойти. Ну вот Леша и пошёл. Фильм был про мертвецов, которые прятались в подвале дома и выбирались оттуда по ночам, чтобы сожрать наивных детей и подростков. Вот в этом фильме подвал был совсем не советский, а огромный, страшный, запутанный. Деревянных полок и тем более закаток с помидорами в нём не нашлось, зато мертвецов и призраков пряталось хоть отбавляй. Леша на сеансе перепугался страшно, прятался под стулом и закрывал лицо руками. Несколько дней ему снились мертвецы, выглядывающие сквозь щель между полом и деревянной крышкой подвала. А потом он сообразил, что подвал есть и у них дома. Бывают такие моменты в жизни, когда не замечаешь чего-то, не замечаешь, а потом — бац — и оказывается, что оно всегда под боком. Так и с подвалом. Вход в него был расположен на заднем дворе. Папа выложил кирпичный сарайчик, откуда вниз вела бетонная лестница.

Несколько дней Леша ходил вокруг этого сарайчика, постепенно заполняясь острой смесью страха, любопытства и стыдливости. Стыдился того, что испугался. Убеждал себя, что там были призраки американские, ненастоящие, а в его-то подвале ничего подобного и близко нет. Но сам же опровергал себя другими мыслями: а зачем им в семье вообще такой подвал? Никаких закруток у них не водилось, огород мама вела через силу, засаживала мало, и уже к ноябрю всё посаженное съедалось. Папа вроде бы тоже ничем в подвале не увлекался, замечен не был. Тогда откуда подвал взялся? Зачем он здесь?

В конце концов Леша решился. В один из дней сразу после школы он запасся фонариком, обогнул дом, распахнул дверь в пристройку, сделал шаг и, поскользнувшись, полетел кувырком вниз. Фонарик исчез в темноте, а Леша несколько раз больно ударился то ли о ступеньки, то ли ещё обо что и тоже как будто исчез, растворился. Ему показалось, что тело его упало не на землю, а на мягкую перину. Причем, перина порвалась под весом, Леша провалился глубже, во что-то чёрное и вязкое, продолжил падать и вдруг вывалился куда-то наружу, словно пролетел сквозь землю и оказался в гипотетической Австралии. Только, конечно, не вверх тормашками.

Щекой прижался к дощатому полу. Кругом была пыль. Один глаз затёк от удара, а вот вторым глазом Леша разглядел кривые ножки кровати, стульев, вязанку дров у деревянной двери, замызганные половики. Ещё разглядел чьи-то ноги, которые не были похожи на человеческие, а как будто на звериные и лошадиные вместе. То есть вместо пятки были чёрные копыта, а от копыт тянулась стопа, покрытая грубой рыжей шерстью и заканчивающаяся четырьмя пальцами с коготками.

Ноги эти находились очень близко. От лица ошалевшего Леши их отделяло несколько сантиметров.

Тут-то его и накрыло.

Он понял вдруг, что это не обморок, не сон, а реальность. Запах дыма, озноб, покалывание в затылке — всё настоящее. Скрип половиц, копытца вместо пяток, потертые джинсы на чужих ногах, чёрная вязкость, облепившая лицо и волосы — всё настоящее. И ещё настоящее, пронзительное ощущение, что родители где-то очень далеко. За сто тысяч километров отсюда. А, может, вообще их попросту нет. И вот лежит маленький одинокий Леша на грязном полу, елозит ногами, пытается не захныкать и не понимает, как отсюда выбраться обратно, что с этим делать.

Он всё же захныкал, не удержался, как девчонка какая-то.

Копытца застучали вокруг его головы. Оно нагнулось, существо, и Леша, увидев его, стошнил. Он не запомнил лица, но запомнил эмоции. Потом еще долго мочился в постель по ночам, просыпался и плакал от липкого ужаса, пахнущего как тошнота и желудочный сок. Даже когда ему уже было восемнадцать и даже двадцать пять. Ничего не мог с собой поделать, хотя знал правду.

Существо схватило его за штанину и, приподняв вниз головой, стало трясти. Вытряхивало душу, внутренности, сознание. Конечно, это был сон. Взаправдашний сон. Не могло столько всего вытряхнуться из Леши. А существо это, тварь, оставшаяся в воспоминаниях где-то глубоко-глубоко, протянула руку, содрала с Леши рубашку и полоснула острым когтем от мягкого розового пупка до впадинки на груди. Леша почувствовал, как холод пронизывает его, как плоть расступается, кожа лопается и что-то вываливается из его нутра. Что-то тяжелое шмякается на пол. Он стал почти невесомым, будто сохранилось от маленького Сидорова только оболочка.

Он звал мамочку и папу. Плакал.

Существо же, словно наигравшись, швырнуло его в сторону кровати. Он упал на пол, зашелестел по деревянным половицам, пялясь глазами куда-то на яркий свет, покатый потолок. Кто-то схватил его снова, потащил под кровать, в пыль и темноту. Опять в темноту. Голос мамочки. Голос папы.

Ещё тянется из разреза в животе влажная, липкая пуповина, а за пуповиной этой — серая, пузырящаяся душа.

Леша больше ничего не помнил толком. Будто мчался в темном-темном вагоне поезда, где иногда торопливо мелькали в темноте пятна фонарей.

Вспышка: лица родителей, склонившиеся над ним.

Вспышка: соленые пальцы, лезущие ему между губ и зубов, проталкивающие что-то в горло.

Вспышка: чужие руки елозят в его животе, за грудной клеткой, добираются до позвоночника.

Вспышка: больничная койка, запах лекарств.

Мамин голос: «Упал в подвал, скатился со ступенек и головой прямо об… удачно, что не позвоночником… скажите, когда?..»

Вспышка: папа, сидящий у койки. Капельница. Папа осматривается, потом кладет на край кровати сложенный вчетверо носовой платок, разворачивает его, достает что-то аккуратно, двумя пальцами, и торопливо, ускорившись, запихивает Леше в рот. Влажное, ледяное,