История Билли Морган - Джулз Денби

Я знала, что чужакам наше поведение казалось антиобщественным, а мы – жестокими, грязными, невежественными, но, естественно, сами мы себя такими не считали, и заставить обывателей, или «овощей», как мы их называли, содрогнуться – было нашей любимой игрой. Мне особенно нравился эпитет «антиобщественные» – а что это общество мне предлагало? Жизнь пресмыкающегося ничтожества в соответствии с маркетинговым капиталистическим идеалом «добропорядочной женщины» для меня и годы подобострастного батрачества на какого-нибудь босса для Микки – босса, который уволит его без колебаний, если того потребует бизнес. Мы все насмотрелись на поколение наших родителей, мы все чувствовали их ужасный страх пойти против нормы, страх оказаться за бортом. А мы хотели быть за бортом. Разумеется, мы принимали плату от общества, мы покупали еду, одежду, платили по счетам за газ (в конечном счете), но мы не хотели думать, как они, мы не хотели тратить свое драгоценное время на то, чтобы стать добропорядочными гражданами или, как говорил троцкист Док, козлами отпущения системы.

Но это была наша свадебная вечеринка, я была невестой, об этом говорило кольцо на пальце. Хозяин пообещал нас запереть, и по мере наступления ночи все напивались и накуривались все сильнее. Шишка рассказывал бесконечные истории, которые сочинял про других членов клуба: его излюбленными мишенями были Мелок и Кохис.

– …Так вот, после того, как они – подождите, подождите, щас дорасскажу – прошли через всю эту пустыню, – жара адская, воды нет, нет, и пива тоже не было, – они увидели этот, как его, дворец, белый, сияющий вдалеке. «Давай, Мелок, еще чуть-чуть, – говорит Кохис, – знаю, тебе хреново, сейчас хреново, но еще чуть-чуть, ты сможешь». И вот они добрались туда. Принеси мне пинту, если пойдешь в бар, Мавр. А там в каждой комнате золото и драгоценности, фонтаны, из которых вместо воды хлещет вино. Так они добрели до самого последнего зала, а в нем стояла ах-хуительная скульптура голой женщины в натуральную величину, из слоновой кости и золота, с большими сапфировыми глазами, которые им подмигивали. Значит, таращится Мелок на эти невъебенные драгоценности на стенах, хлебает вино, а потому слышит какой-то шум: бем-с, бем-с… – да, вы слышали, я повторять не буду. Оборачивается он и видит: Кохис пялит золотую статую! Еб твою мать, говорит он, я всегда знал, что Кохис долбоеб! Но долбить статую! Все это истинная правда, жизнью клянусь…

Все еще смеясь, я вышла в грязный двор к туалетам, но не успела я войти в кишащую крысами кабинку, меня остановил Карл.

– На минутку, хочу кое-что сказать.

– Да, конечно, отлично.

Я не могла отделаться от чувства, что в Карле есть что-то глубокое, темное, что я не способна понять. Все знали, что это он – «Свита Дьявола»; он основал ее и благодаря его харизме – другого слова не подберешь – клуб продолжал существовать. Он был нашим лидером, и не было среди членов клуба ни одного человека, кто мог бросить ему вызов. В нем было что-то мощное, властное, и это притягивало людей. Я часто думала, какой бы замечательный из него вышел политик, будь у него возможность заняться политикой. Карл служил в армии, в пятидесятые присоединился к шайке уличных хулиганов, вскоре превратился в рокера с взрывным темпераментом на быстром кафе-рейсере.[33]Затем, по никому не известным причинам, он всадил перо не в того человека, и хотя нет, не убил, как гласила легенда, тот попал в реанимацию. Поэтому Карл бежал на север и со временем создал «Свиту Дьявола», потому что ему нравились американские «Ангелы Ада», то, что он о них слышал и читал. Нет, не то, о чем вы, должно быть, подумали, а товарищество, присущее первым «Ангелам Ада», которые, по большей части, были ветеранами войны. Дисциплина и упорядоченная система банды, помогавшие им чувствовать себя уверенно в мире, где для них не осталось места. Карл понимал ценность семьи и племени. Он знал людей и понимал, что им нужно, у него был настоящий инстинкт вожака.

В прошлом растворились бешеный характер Карла и его нож. Остался лишь взгляд, властный и спокойный, и легкая улыбка, которая появлялась на его лице, как солнце выглядывает из тумана. Темный гнев, что кипел в нем в молодые годы, сгустился, превратился в энергию, и теперь он управлял ею, а не наоборот. Я этому завидовала.

– Поздравляю. По-моему, тебе следует знать, что у меня планы на твоего парня. Он надежный, честный. Мне это нравится.

– О, спасибо…

– А ты, Билли, следи за своим язычком, больше никаких разборок с этим Терри. Он не прав, я знаю, но я не хочу, чтобы ты нажила себе врагов. Дело не в нем, а в членах клуба и их старухах, им не нравятся болтливые птички.

– Ой, прости. Прости, Карл. Я не хотела…

– Хотела, девочка. Слушай – и никому не говори об этом, ни полслова, – я принял твоего парня из-за тебя. Я приметил тебя в ту ночь в том дрянном клубе, я видел, как ты смотрела. В твоей буйной голове есть мозги. Если б ты была парнем, если бы, я сказал, нашивку получила бы ты, а не он. Он хороший парень, но слабак. Запомни это, он – слабак, и однажды ты это поймешь, ясно? Но послушай, если б ты была парнем, я мог бы положиться на тебя, потому что ты соображаешь, верно? Ты соображаешь лучше, чем все они. Ты хранишь верность и понимаешь свои обязанности. У тебя есть яйца. Но ничего такого не будет – нет, девочка, не будет, так что убери такое лицо и надень другое. Я просто хотел, чтобы ты знала: я буду присматривать за тобой, если научишься придерживать свой злоебучий язык. Хорошо?

– Ясно. Ясно… я… ну, я буду…

Но он уже ушел, с удивительной грацией для такого толстяка.

И уже во второй раз в день моей свадьбы глаза мои наполнились слезами, горячими слезами гнева и разочарования. Это так несправедливо и жестоко. Я никогда не получу то, чего хочу больше всего на свете. Я никогда не войду в «Свиту Дьявола», никогда не буду по-настоящему к ней принадлежать. Карл ошибается насчет Микки, он не слабый, он мягкий, но внутри тверд как скала, я в этом уверена.

Я зашла в этот кошмарный туалет, стараясь не вдыхать вонь уборной; затем я кое-как привела себя в порядок. Поспешно вернулась в паб и подошла к Микки, который болтал с приятелями. Взгляду него был слегка остекленевший от выпитого. Я потянула его за рукав.

– Ну, хорошо, я так не думаю, приятель, но он просто… О, Билли, милая, в чем дело, Принцесса? Извините, моя новобрачная хочет что-то сказать, а? А? – Он подмигнул Доку, у которого нос покраснел от алкоголя, медленно сполз с табурета и осторожно отошел.

– Я люблю тебя, Микки.

Он смущенно улыбнулся:

– Ну, я тоже тебя люблю, Принцесса. Все нормально? Что не так? Мы еще недолго, я вымотался. Ты должно быть устала, миссис Кендал…

Он сюсюкал, как ребенок.

– Нет, Микки, я люблю тебя, по-настоящему люблю. Навсегда. Ты знаешь…

Он поставил пиво и крепко-крепко обнял меня; парни засвистели и заулюлюкали. Я чувствовала его теплое дыхание над ухом, пахнущее пивом и травой, оно не было неприятным, скорее привычным, успокаивающим.