Офицерский крест. Служба и любовь полковника Генштаба - Виктор Баранец

У него были глаза мечтательного охотника.

Тут Наталья, словно чувствуя его взгляд, резко оглянулась, поправила кофту на бедрах и загадочно улыбнулась…

Она наверняка догадывалась, что он любуется ее фигурой. Сказал же ей однажды Кружинер: «На такую фигуру, Наташенька, оборачиваются даже телеграфные столбы».

В душе полковника неслышно шелестнула еще одна страничка вожделенного романчика…

17

Сдав брошюры в секретку, Гаевский посмотрел на часы, – надо было спешить на заседание экспертного совета.

Когда полковник вошел в заполненный гражданскими и военными людьми зал, Журбей уже был на трибуне. Артем Павлович заметил в передних рядах и начальника института Померанцева, и гендиректора концерна Гребнева, и старика Кружинера, и лаковую лысину Томилина, и седеющий ежик Таманцева.

Журбей поглядывал поверх тонких очков в зал и говорил:

– Приступая к разработке «карандаша», мы прежде всего ставили перед собой задачу защитить наши «Тополя» и «Ярсы». Причем, сразу же после их старта, поражая атакующие вражеские противоракеты на разгонной траектории наших ракет. По нашим изначальным расчетам, высота поражения целей у «карандаша» должна быть не менее 120 км, что вполне достаточно для того, чтобы…

– Это маниловщина! Это нереально, товарищ Журбей! – вдруг громко крикнул сидевший в первом ряду кудрявый и грузный, как писатель Алексей Толстой, мужчина в сером костюме. Гаевский уже знал его, – то был зам Гребнева Ключник, – человек из команды нового гендиректора концерна. – Да-да! – еще громче воскликнул Ключник, – это маниловщина!

– Если вы так считаете, товарищ Ключник, – откликнулся Журбей, – то выходите, пожалуйста, на эту трибуну и обоснуйте свою точку зрения.

– Да-да, давайте так и сделаем, – поддержал его председательствующий, – не будет превращать серьезный разговор в дворовый митинг. Мнение Игоря Романовича мы уже услышали. Теперь послушаем его оппонента… А вы пока присаживайтесь, Игорь Романович. Мы еще раз предоставим вам слово…

Выйдя к трибуне, Ключник долго и бурно говорил о параметрах ракеты и двигателях, о горючем и бортовой системе управления. Слушая его, Гаевский раз за разом ловил себя на мысли, что оратор очень ловким образом пытается оправдать и заниженные параметры «карандаша», и его провальные пуски. А в целом – всю работу команды Гребнева, которая, дескать, идет непроторенным путем, а потому перед Генштабом надо ставить вопрос о дальнейшем финансировании программы…

Артем Павлович в те минуты замечал, что Журбей поглядывая на Ключника так, как обычно смотрит умудренный жизнью человек на несмышленого ребенка, вдохновенно лопочущего что-то наивное или совсем глупое. И прижмуренные глаза Журбея, и его легкая ухмылка под белыми усами говорили об этом.

Ключник закончил свой темпераментный спич, густо насыщенный техническими терминами, теми же словами, с которых начал выступление:

– Замахиваться на такую высоту перехвата цели – это маниловщина!

Журбей снова попросил слова. Он вышел к трибуне, поправил микрофон, улыбнулся и сказал:

– А вот для американцев и 200 километров уже явно не маниловщина. Мы располагаем такой информацией…

Сказав это, Журбей нашел взглядом Гаевского и подмигнул ему. Затем таким же уверенным тоном продолжил:

– А мы чем хуже? Так и будем топтаться на 80 километрах? И впустую тратить деньги на новые испытания, которые не двигают нас вперед?

Ключник не унимался. Встал с места и с ехидцей сказал:

– А вы разве не впустую потратили деньги, когда в позапрошлом году завалили сразу два пуска «карандаша»?

– Не впустую, не впустую, Александр Васильевич, – с тем же спокойным достоинством отвечал Журбей, – один наш «карандаш» взобрался тогда на 100, а другой уже на 125 километров.

– Ну а что толку? – крикнул кто-то из зала, – все равно результат был отрицательный!

Журбей посмотрел в зал с таким выражением лица, словно только и ждал эту реплику.

– Да, результат был действительно отрицательный, – неспешно, уверенным тоном отвечал он, – но зато мы поняли свои ошибки… Мы поняли, за счет чего можно двигаться вперед, а не понижать тактико-технические характеристики ракеты лишь ради того, чтобы доложить в Генштаб о якобы успешном очередном пуске. Кого мы дурачим?

То был увесистый камень в огород команды Гребнева. Гаевский уже не раз слышал, что команду эту Гребнев набрал после того, как после доноса на Лубянку и в Кремль был смещен Журбей. В знак протеста тогда подали заявление об увольнении почти все много лет работавшие вместе с ним «деды» – конструкторы так называемой старой школы.

В военно-промышленном комитете правительства испугались этого «демарша» ветеранов и еле уговорили их не уходить. Некоторые согласились, но при условии, что и Журбей останется вместе с ними (пусть даже на формальной должности).

– Но я хотел бы поднять здесь и еще один принципиально важный вопрос, – говорил с трибуны Журбей, – наш экспертный совет пришел к выводу, что необходимо радикальным образом перестроить порядок разработки новой зенитной ракетной системы.

В этот момент, заметил Гаевский, в зале стало так тихо, что если бы здесь пролетел майский жук, то, наверное, можно было услышать его жужжание.

Гребнев перестал листать какие-то бумаги, Померанцев уже не бубнил что-то Томилину на ухо.

– Да-да, именно радикальным образом, – продолжал Журбей. – Сложилась такая ситуация, когда сразу четыре конструкторских бюро в России занимаются, по сути, разработкой ракетной системы с примерно одинаковыми тактико-техническими характеристиками. Это непорядок. Это нерационально. Тратятся гигантские народные деньги, а результаты каждой такой ракетной конструкторской школы почти одинаковые. Нам необходимо поставить перед правительством вопрос о том, чтобы покончить с такой ситуацией и централизовать процесс… Я имею ввиду финансовые средства, научную мысль, производство и испытательные пуски…

Когда Журбей закончил свой доклад и сошел с трибуны, кто-то в зале даже пытался аплодировать. Затем были другие выступления. Слушая их, Гаевский все больше понимал, что вокруг «карандаша» идет жестокая схватка. Сторонники Гребнева склонялись к тому, что надо добиться стабильных результатов испытаний «карандаша» на высотах перед ближним космосом. Для этого надо было провести еще десятка полтора пусков ракеты на полигоне. Журбей же со своими «прогрессивными стариками» доказывал, что такой подход еще сильнее выбьет из графика уже и без того сорванные сроки испытаний и потребует дополнительных финансовых затрат. Он настаивал на том, что надо взять за основу уже достигнутые результаты заатмосферного перехвата целей «карандашом», подкорректировать систему программного обеспечения ракеты, нарастить мощность двигателей и горючего и добиться стабильного поражения цели, летящей на высоте 120 километров, а, возможно, и выше. Логика его мысли была проста: лучше меньше, да лучше.