Превращение - Эмили Уитмен

За чередой покрытых лишайником камней, за высокой травой, свистевшей на ветру, перед надвигающейся бурей затаился маленький домишко. Он кренился набок, словно дерево на склоне, постоянно пригибаемое всеми ветрами, изо всех сил стараясь удержаться.

Я спустился к маме. Она развязала зубами узелок с одеждой и отделила свои вещи от моих. Я рассказал ей о том, что увидел.

– Хорошо, – сказала она. – Это дом Мэгги. Я постерегу, пока ты будешь одеваться.

Я с трудом натягивал насквозь промокшую одежду, с силой просовывая руки и ноги сквозь липкую ткань. Когда у меня наконец это получилось, я чувствовал себя так, словно весь перемазался в тине. Я закатал одежду на ногах ещё выше, открыв нож. На всякий случай.

– Достань дублоны, – попросила мама.

– Зачем?

– Для Мэгги. Люди готовы на всё ради золота, я обещала ей. Скажи, что это покроет расходы.

Я вынул нож из чехла и вытащил дублоны. Нож в руке успокаивал меня. Я заставил себя засунуть его обратно.

– Прикрой его, – потребовала мама.

Неохотно я расправил голубые ноги вниз. Затем схватил мокрую кучу маминой одежды и подал ей.

– Теперь ты, – сказал я.

Но мама покачала головой:

– Прости, Аран!

Порыв ветра подхватил моё имя и унёс прочь. Меня ударили несколько тяжёлых капель дождя.

– Я собиралась пойти с тобой, но… – её голос становился увереннее. – Что, если моя шкура снова не натянется? Я не могу рисковать. Я должна так поступить, чтобы добраться к великим мудрецам.

Я снова бросил вещи вперёд:

– Но ты должна!

Мама поджала губы. Взмах ластом – и она смахнула со скалы одежду, а вместе с ней и упряжку, в воду, где они скрылись в бурлящей пене.

– Я нашла тебе безопасное место, – сорвалась она в крик. – Ты остаёшься здесь и будешь здесь, когда я вернусь! – она подтолкнула меня к тропе, но теперь её голос умолял. – Неужели ты не понимаешь?! Зная, что ты в безопасности, я буду спокойна и смогу тебе помочь.

Мольба мамы была ещё хуже, чем её непреклонность.

Я уставился на скалу, затем вновь на неё. Страх сковал горло.

– Поклянись, – вновь твёрдо сказала она, глотая слёзы. – Поклянись, что до моего возвращения останешься в этом доме. Даже если Луна пошлёт тебе шкуру раньше, жди здесь, иначе я никогда не найду тебя. Поклянись, что никто, кроме Мэгги, не увидит тебя. Поклянись Луной!

Порыв ветра толкнул меня к краю скалы. Буря разразилась неистовым рёвом. Волны с белой пеной, обезумев, взметались всё выше, а капли зарядившего косого дождя, отскакивая от камней, разлетались во все стороны. В мгновение ока весь мир наполнился водой.

– Поклянись! – мама старалась перекричать ветер.

– Клянусь.

– Луной!

Изо всех сил пытаясь удержаться на ногах, я положил руку на сердце и поклялся:

– Луной!

Глава 23

Мэгги

Я взбирался на скалу, повторяя ложь, описывающую мою жизненную ситуацию. Развод… отец… через два полнолуния.

Вскарабкавшись и встав на ноги, я посмотрел назад. На камнях уже никого не было.

Я повернулся к дому, который сквозь стену дождя казался серым. Нужно было идти сейчас, иначе я бы не пошёл никогда. Преодолевая завывающий ветер, я заставил себя сделать первый шаг. Затем ещё один, через камни, траву, в то время как дождь бил меня по лицу, пока я не оказался перед деревянной дверью.

Я постарался представить, как бы стоял обычный человеческий мальчик. Я поднял руку, сжал её в кулак, как учила мама, и постучал. Звук эхом отозвался в пустоте за дверью. Я был благодарен темноте, развевающему клочки моих волос ветру и шуму дождя за то, что женщина не сможет слишком хорошо рассмотреть меня при первой встрече.

Дверь распахнулась, и сверху меня ослепил яркий свет. Всё, что я мог видеть, – это тень, напоминающую контуры тела. В отличие от мамы в длинноногом обличье, она была низенькой, худой и сутулой. Её голос прозвучал настойчиво, но моё сердце так колотилось, а буря завывала так громко, что я не расслышал слов. Она шагнула ближе…

Костлявая рука легла мне на плечо и затащила внутрь.

Дверь со стуком захлопнулась. Тишину нарушало лишь моё шумное дыхание. Воздух был спёртый и затхлый.

– Что случилось? – её голос был взволнованным и тревожным.

Она была моложе бабушки, но её волосы поблекли и потускнели, а лицо с обеих сторон пересекали морщины. Казалось, из неё высосали жизнь, оставив пустую оболочку.

Я будто язык проглотил.

– Несчастный случай? – спросила она.

В комнате у меня зарябило в глазах от множества цветов и непривычных форм. Из-за рисунка на обоях стены словно двигались, пол царапал ноги, а жара душила.

– Сынок, ты можешь мне ответить? С кем ты был? Кто-то пострадал?

Эти её вопросы и обеспокоенный голос… неужели она не знала, кто я?

Я отступил назад. А что, если это не тот дом? Тело вопило о том, что надо бежать, но я не мог. Я поклялся остаться в этом доме, остаться с…

– Мэгги, – сказал я вслух.

Она вытаращила на меня глаза:

– Мы знакомы?

Я сглотнул:

– Я Аран, – она не двигалась. – Вы сказали моей маме, что я могу остаться.

– Кому-кому сказала?

– Моей маме, моей матери, она приходила к вам, потому что… Они разводятся, а мой… Мой отец, он бьёт меня и…

Осознание чего-то ужасного отразилось в её глазах.

– И вы сказали, что спрячете меня от него, – бормотал я, – потому что он… он может навредить нам или…

– Господи! – она замотала головой в панике. – Она ещё здесь? – Мэгги распахнула дверь и крикнула в темноту: – Вернитесь!

В ответ заревела буря.

– Вернитесь! – крикнула она громче. В полосе света капли дождя рассекали воздух, словно лезвия ножа. Она запрокинула голову назад и закричала что есть мочи: – Он не может остаться!

Для неё это было слишком. Мэгги согнулась в кашле. Она кашляла и кашляла без передышки, будто готова была отхаркать все внутренности. Казалось, что она вот-вот умрёт.

Я смотрел на неё и не знал, что делать. Мне хотелось убежать, нырнуть с обрыва в воду и найти маму. Мне хотелось рассказать ей, что этот человек сразу невзлюбил меня и не разрешил остаться. Но я заставил себя стоять на месте. Я поклялся Луной.

Мэгги закрыла дверь. Её кашель утих, словно зверь, спрятавшийся в своей норе. Наконец она взглянула на меня и прохрипела:

– Пойдём.

Она привела меня в жаркую, душную комнату. Мы обогнули пушистые, покрытые тканью холмики на ножках и деревянные доски на ножках. На полу лежали куски облезлой коричневой шерсти, словно пол тоже нуждался в одежде. На каждой