Руки Геракла - Фред Томас Саберхаген

– Может, это лошадь, а, Энк?

Опытный следопыт, внимательно прищурившись, посмотрел на следы.

– Может быть. А может, кентавр. А ты что думаешь?

– Я думаю, что их мог оставить кто угодно, вплоть до демона.

Несмотря на трудности, мы наконец добились кое-каких успехов. Землю покрывал тонкий снежок, так что идти по следу было легко, и даже такой ничего не смыслящий в деле следопыт, как я, мог их четко видеть.

Пройдя еще немного по редколесью, мы услышали звук топора.

Я остановился и поднял руку.

– Слышишь? Как будто впереди дровосек рубит дрова.

– Может, это тот, кого мы ищем.

– Может быть. Или… у кентавров ведь есть руки? Может, кто-то из них и рубит.

Бесшумно, как могли, мы подошли к небольшой расчищенной делянке у края леса и остановились там, еле дыша.

Поначалу мне показалось, что у дальнего края делянки задом к нам стоит лошадь. Длинный хвост порой взмахивал, от широких боков на холоде исходил легкий пар. А на лошади, как мне показалось, сидит голый, несмотря на холод, человек. Странная поза для рубки дров, но человек мощно взмахивал топором, отрубая от дерева толстый сухой сук. Прошло два-три мгновения прежде, чем я заметил, что нигде не видно ног предполагаемого всадника. А также не видно лошадиной шеи и головы.

Под моей ногой хрустнула веточка, когда я попытался встать поудобнее, чтобы можно было рассмотреть картину получше. Однако существо на том конце делянки не обернулось. Или не слышал, или ему было наплевать на пару каких-то человечков.

Наконец я громко крикнул:

– Привет тебе!

Теперь существо заметило нас и изящно повернулось на своих украшенных копытами ногах, ответив на наше приветствие кивком, словно ему было неохота отрываться от работы. У него были длинные волосы и борода, совершенно человеческое лицо, да и весь торс был человеческим. Он очень подходил под данное женщиной описание.

Сделав вперед несколько шагов, я смело воскликнул:

– Мое имя Геракл. Это мой племянник Энкид. И если ты Фол, то мы проделали долгий путь, чтобы отыскать тебя.

Кентавр отбросил с лица длинные волосы.

– Я Фол. Но зачем вы подвергали себя таким трудностям? И откуда вы пришли? – У него был приятный глубокий голос.

– Мы пришли из Кадмеи. И я пустился в этот нелегкий путь потому, что мне приказал бог.

Фол нахмурился, словно очень серьезно обдумывал мои слова. Наш новый знакомый набросил на плечи безрукавку, которую, видно, снял, пока рубил дрова. Его руки казались более могучими, чем руки большинства людей – он вполне мог потягаться с Ящером.

Надев безрукавку, он поднял с земли лук и колчан и повесил их на плечо, как обычный человек. У его ног лежала туша свежеубитого оленя – охота его была явно удачной. Правда, понес тушу он, естественно, не так, как люди, просто закинул ее на круп позади своего человеческого торса.

Я уверен, что ты, читатель, видел изображения кентавров, а то и их самих. У них голова, руки и торс человека, и, судя по всему этому, Фол был крепко сложен и находился в расцвете сил. Но на уровне бедер тело переходило в лошадиный круп, словно человеческий торс заменял шею лошади. Человеческие волосы были одного цвета с конским хвостом, а гривы не было ни на шее, ни на спине человеческого торса.

Только потом, годы и месяцы спустя, я начал понимать истинную жизнь кентавров.

Во-первых, огромное тело требует много еды, а вся она поступает через небольшой человеческий рот, и пережевывать ее приходится небольшими человеческими зубами. Кентавры едят мясо, когда удается его добыть, – прокормить массивное тело, питаясь одними овощами, просто невозможно. Есть, конечно, и другие сложности, включая двойной желудок, но в невежестве своем я в нашу первую встречу ничего об этом не знал.

Когда мы представились друг другу и начали, наконец, говорить о вепре, Фол пригласил нас в свой дом, точнее, хижину. Она была милях в двух отсюда, и наш хозяин вежливо умерил свой обычный шаг, чтобы мы могли поспевать за ним.

Маленький дом с тростниковой крышей стоял на небольшой расчищенной делянке. Других строений там не наблюдалось. Передняя дверь оказалась большой, как у стойла, да и припахивало в хижине конюшней, хотя внутри было чисто, как в любом доме – на самом деле, даже чище, чем во дворце царя Кадмеи, особенно утром после ночной гулянки. Мебели было мало. Как я понял, это вполне естественно, поскольку хозяин и его обычные гости вряд ли сидели на стульях, да и спали, наверное, стоя. Пара высоких, хорошо сделанных, похожих на полки столов позволяли писать и читать, и в хижине я увидел несколько книг, стоявших на более высоких полках. В одном конце комнаты в каменном очаге, доходившем человеку до груди, горел огонь, освещая и согревая комнату. Не было признаков того, чтобы тут еще кто-то жил, кроме хозяина, а вид жилища заставлял предполагать, что Фол вел жизнь отшельника.

Хотя комната не была так весело освещена, как в последнем доме, где мы с племянником нашли приют, здесь нас ожидало искреннее гостеприимство.

Энкид охотно взялся быть поваром и вытащил тушу оленя наружу. Порывшись в чуланчике, встроенном в стену, Фол достал оттуда обычный стул, думаю, единственный в его доме, и предложил его мне. Энкид, очень довольный тем, что о нем забыли, сел на пол у стены по-портновски. Парень был явно очарован нашим хозяином и не мог отвести от него глаз.

А наш хозяин сказал, что у него припасен изрядный кувшин вина, и тут же начал рассказывать историю, связанную с ним. Этот кувшин находился в его доме, который, как он уверял меня, был куда старше, чем казался. Судя по этой древней истории, совершенно мне незнакомой, вино должно стоять закупоренным, пока к хозяину не придет в гости сын Зевса.

– И раз ты говоришь, что ты сын Зевса, – сказал Фол, – я поверю тебе на слово и откупорю его. А другая тому причина – то, что я всегда хотел узнать, каково это винцо на вкус.

Труды Энкида принесли свои плоды, и по хижине пополз аромат жарящейся оленины. Когда Фол выкатил кувшин на свет, переваливая его с боку на бок, я увидел, что он и вправду большой и сделан из глины. Верх его был в пыли, крышка была залита воском, таким темным и потрескавшимся, что кувшин и вправду мог оказаться очень старым. Фол поднял его могучими руками и вытащил на середину комнаты.

Потом он захотел поставить кувшин на какую-нибудь подставку, чтобы его было легко открыть. Такое дело было бы под силу только двоим, и я решил ему помочь. Естественно, огромный кувшин легко был поднят. Кентавр отошел на шаг, отер пот со лба и, нахмурившись, глянул на меня.

– Откуда у тебя такая сила, парень?

– От отца.

– Вижу.

Когда я узнал, сколько простояло это вино, я засомневался в его качестве, зная, что вино, выдерживаемое несколько десятков лет, превращается в уксус или что похуже.