Засекреченное счастье - Вера Иванова

«Ты самый-самый!» — кричали восторженные, сияющие глаза Юли.

«Ты прекрасна, как звезда!» — говорили им восхищенные глаза Ромы.

«Ты — единственный и навсегда!» — «Без тебя я не смогу жить!» — «Полетели?» — «Давай!»

Было странно, что взрослые совершенно не замечают этот переливающийся, рвущийся из юных душ восторг. Отцы продолжали нервно мусолить сигареты, матери в выяснении отношений уже перебрались с повышенных тонов на крик.

— Ты моего сына не получишь, так и знай!

— Да кому он нужен! Оставь свое сокровище себе. А вот о дочери моей и думать не смей!

— Тоже мне, испугала, аристократка недоделанная.

— Оборванка!

— Выскочка!

— Побирушка!

Казалось, еще немного — и они вцепятся друг в друга. Но до этого все-таки не дошло. Когда запас оскорблений и ругательств был исчерпан, накал страстей пошел на убыль. Разгоряченные женщины тяжело дышали, но, выговорившись, замолчали. Юные пленники почувствовали, как ослабла хватка сжимавших их пальцев. А потом со словами «Отправляйся к своей мамочке!» их отпустили.

Но, вместо того чтобы броситься к мамочкам, подростки, словно две выпущенные из лука стрелы, ринулись навстречу друг другу. В один прыжок преодолев разделяющее их расстояние, они с силой врезались друг в друга и тут же слились, сплелись в одно ошалевшее от счастья двухголовое существо с четырьмя руками и четырьмя ногами, одна из которых была в гипсе.

— Я тебя не отпущу, — прошептал дрожащий Рома, вдыхая запах нежных девичьих волос.

— И я тебя! — вторила ему трясущаяся Юля, уткнувшись в забинтованную мальчишескую грудь.

Им казалось, что если они сожмут друг друга вот так, крепко-крепко, они срастутся, соединятся навек, и никто никогда не сможет их разлучить.

Оторопевшие родители замерли в растерянности.

— Рома… Ромочка, что ты делаешь! — голос Ирины Степановны был робок и неуверен, это был совсем не тот голос, что еще пять минут назад выкрикивал грубые ругательства: — Сынок, пойдем… Нам надо ехать.

— Юленька, дурочка, отойди от него! — увещевала дочь Наталья Анатольевна. — Есть у тебя хоть капля гордости!

Они кружили вокруг обнимающихся влюбленных, как вертолеты над пожаром — и спасать нужно, и приблизиться невозможно. И тогда мамы обратились за помощью к папам:

— Петя, ну сделай же что-нибудь!

— Игорь! Что ты стоишь как пень! Помоги же!

Влюбленные поняли — сейчас разлучат. Сейчас их невероятно яркому, но короткому счастью придет конец. И тогда они решили, в одном последнем и отчаянном усилии:

— Давай убежим!

Со стороны это выглядело трогательно и нелепо — перебинтованный парень и хромая девочка, взявшись за руки, вдруг рванулись из круга взрослых в безумной надежде убежать, ускользнуть, раствориться в темноте. Конечно же, Юля тут же споткнулась, упала, и тогда Рома подхватил ее на руки и, сгибаясь под тяжестью ноши, побежал прямо в темный спасительный лес. В какой-то момент показалось, что у них получится и они действительно исчезнут, потеряются в густой темноте…

…Но высокий силуэт вырос на пути у Ромы, и усталый, глухой голос Юлиного отца произнес:

— Все, ребята. Хватит. Кончай.

И тут же рядом вырос силуэт отца Ромы.

— Да, ребята, поиграли и хватит.

Ромка все еще не отпускал Юлю, а она все еще цеплялась руками за его шею, но было ясно — у них не получилось.

— Иди в машину, дочка, — скомандовал Петр Васильевич.

Но Юля все еще медлила, не в силах оторваться от Ромы.

— Сын, нам пора.

Это были уже другие голоса — любящих и усталых родителей. И дети подчинились. Юля оторвалась от Ромы, и теперь они стояли рядом, держась за руки.

— Ты вот что, парень, — Петр Васильевич говорил медленно и глухо. — Извини, что так вышло. Я не знал, что это не твоя картинка испортила мою стенку.

— Да ладно, — буркнул Рома, хотя в душе ему было приятно это извинение.

— И супругу мою тоже извини. Женщины все так близко к сердцу принимают…

С трудом, будто разрывая живое мясо, Юля высвободила руку из Роминой ладони и подошла к отцу.

— И ты, Юля, извини нас, — подал голос Игорь Борисович. — Надеюсь, ты не обиделась на нашу маму. Она такая вспыльчивая! Но и отходчивая. Наговорит в сердцах невесть чего, а потом сама же и переживает.

— Да я ничего и не слышала, — честно ответила Юля. Прижимаясь к отцу, она все еще не могла оторвать глаз от Ромы.

— Вы вот что, ребята, попрощайтесь, — казалось, слова даются Юлиному отцу с трудом. — Юля сейчас уезжает…

— Уезжаю? Куда? — всполошилась девочка.

— За границу. В Германию. Мы с матерью решили, что так будет лучше… Нам всем надо взять перерыв и отдохнуть после того, что произошло. И не спорь, пожалуйста, я прошу! — словно пресекая возражения, Петр Васильевич потянулся к карману рубашки — туда, где держал сердечные таблетки.

Этот красноречивый жест остановил Юлю и охладил Рому. С опущенными глазами, спокойные, словно мертвые, они подошли друг к другу и почти безучастно чмокнули в щечку. А потом разбрелись к своим машинам.

Невероятную любовную историю Костя Елочкин выслушал с горящими глазами. В какой-то момент он поймал себя на том, что забыл, кто он и чем занимается: ему было просто интересно слушать об этих удивительных приключениях. Похоже, те же чувства испытывали и усатый пожилой водитель, и лохматый, средних лет оператор, который за все время, пока ребята, перебивая друг друга, выкладывали все новые и новые подробности, так и не расчехлил камеру.

— Ну, жесть! Бывает же! — только и мог периодически выдыхать Костя.

— Да, — вздохнул водитель. — Со стороны посмотреть — ребят жалко. А вот если бы моя младшая вдруг решила не пойми с кем гулять — своими бы руками придушил гада.

— Все вы такие, взрослые, — вздохнула Эмма. — Вроде бы и любите нас, а как дойдет до нормальной жизни — придушить готовы.

— Это ты по молодости, дочка, возмущаешься. А как своими детками обзаведешься, мысли другие в голове появятся. Любовь любовью, а если хочешь с человеком жизнь прожить, смотри, насколько он тебе подходит. Одного вы поля ягоды — уживетесь, а нет — так ничего путного и не выйдет. Поверь. Это — жизнь, и никуда от нее не денешься.

— От такой жизни можно и сбежать куда подальше, — усмехнулся Вася. — Это уже и не жизнь вовсе. Никакого свежего воздуха! Неужели вы свою молодость не помните? Или всегда были такими правильными? И никогда не ошибались?

— Молодость… Эх, молодость… — Водитель мечтательно вздохнул и, задумавшись, вынул из кармана сигарету. — Не возражаете? — обратился он к пассажирам и, когда те кивнули, закурил. — Было, все было. И ошибались, и влюблялись, и из-за девчонок дрались, и пили, и курили… Да что там говорить, как тогда смолить начал — так до сих пор бросить не могу. Отец, как узнал, все отучить пытался. За ремень даже брался! И ничего. Он меня — ремнем, а я — от злости еще больше дымлю. А вот если бы знать, какая это зараза, — он сердито посмотрел на сигарету, — так никогда б и не начинал!