Маршалы Сталина - Юрий Рубцов

Вредительская деятельность Кулика, сообщал далее Михеев, подтверждается и агентурными данными. Будучи председателем правительственной делегации по заключению договора с фирмой «Шкода» (Чехословакия), он, по данным агентуры, заключил невыгодный для Советского Союза договор по поставке артсистем, приборов и пороха. А в личных беседах с начальником штаба чехословацкой армии генералом Гусарским и президентом фирмы «Шкода» Граматко проболтался о тактико-технических характеристиках нашего зенитного вооружения и дислокации завода, на котором планировалось развернуть производство закупаемой у них пушки.

«Информаторы» сообщали также о стиле работы, утвердившемся в ведомстве Кулика: «Какого-нибудь четкого перспективного плана работ ГАУ КА не имеет. Поэтому аппарат всецело поглощен текучкой. Штопанье заплаток и «вытягивание» узких мест — основной метод работы ГАУ снизу доверху.

Метод работы Кулика — разнос и распеканье всевозможными нецензурными словами».

Лыком в строку стало и поведение Кулика в первые дни, недели, месяцы войны. Уже 22 июня Сталин приказал маршалам Шапошникову и Кулику выехать на Западный фронт, чтобы помочь растерявшемуся командованию разобраться в обстановке и организовать контрнаступление. На месте московские эмиссары разделились: Шапошников остался в штабе фронта, а Кулик убыл в 10-ю армию. И — бесследно пропал.

Из Москвы в штаб Западного фронта шли непрерывные указания найти его: не хватало еще, чтобы в плен немцам попал заместитель наркома обороны, Маршал Советского Союза, постоянный советник Ставки.

9 июля начальник Главного управления политической пропаганды Красной Армии армейский комиссар 1-го ранга Мехлис, в эти дни одновременно исполнявший обязанности члена военного совета Западного фронта, получил доклад вышедшего накануне из окружения лейтенанта Соловьева из 88-го пограничного отряда НКВД. Из него следовало, что еще в конце июня Кулик вместе с группой командиров 10-й армии оказался в тылу у немцев и перешел на нелегальное положение. Принял решение пробиваться на восток, к все ускользавшей линии фронта. Мехлис оперативно донес об этом Сталину «для принятия надлежащих мер».

Недруги пустили слух, что Григорий Иванович топал по белорусским лесам в лаптях и крестьянском армяке, трусливо сбросив маршальский мундир. По выходе из немецких тылов начальник 3-го отдела 10-й армии Лось доложил руководству, что «маршал Кулик приказал всем снять знаки различия, выбросить документы, затем переодеться в крестьянскую одежду и сам переоделся… Кулик никаких документов при себе не имел. Предлагал бросить оружие, а мне лично ордена и документы. Однако, кроме его адъютанта, никто документов и оружия не бросил». На самом деле, никакого армяка не было, маршал переоделся в танковый комбинезон, удобный для пешей ходьбы и скрывавший его маршальские звезды. Да и было бы крайне глупо ходить по вражеским тылам, что называется, при полном параде. Но «особист», вероятно, решил, что Кулику уже не отмыться от позорных обвинений, и красок для донесения не жалел.

В конце концов маршалу удалось выйти из окружения. Тогда-то и появилась на свет справка майора госбезопасности Михеева, с которой мы начали свой рассказ. «Считаю необходимым Кулика арестовать», — так подытожил свое донесение секретарю ЦК начальник военной контрразведки.

Обстановка складывалась для Григория Ивановича очень тревожная. К этому времени было арестовано и 22 июля расстреляно командование Западным фронтом, в помощь которому в первый же день был направлен Кулик. Были также обвинены во вредительстве и расстреляны его подчиненные по ГАУ Каюков, Савченко, Засосов, Герасименко и другие. Ночного стука в дверь впору было напряженно ожидать и самому маршалу. Но, весьма вероятно, не без участия Сталина, ему удалось тогда избежать серьезных неприятностей.

Вернувшись в столицу, Кулик возглавил созданную при наркоме обороны специальную группу по формированию новых частей, 28 июля преобразованную в Главное управление формирования и укомплектования войск (Главупроформ). Вошедшие в начале августа в его состав члены Государственного Комитета Обороны Г. М. Маленков и Л. П. Берия сочли за благо, однако, удалить Кулика из Главупроформа «ввиду неудовлетворительности его работы на этом посту».

Григорий Иванович был направлен в войска. На Ленинградском фронте он встал во главе 54-й армии. Но опять ненадолго. 9 ноября 1941 г., наделенный высоким статусом уполномоченного Ставки ВГК на Керченском направлении, он лично от Сталина по телефону получил приказ срочно выехать на Таманский полуостров и в Керчь. С какой целью? Этот вопрос не случаен. Маршал считал: чтобы, организовав имеющиеся там войска, любой ценой не допустить выхода противника на Северный Кавказ. Верховный Главнокомандующий, как оказалось позднее, имел в виду нечто другое…

Трудно сказать, чем добирался маршал, но расстояние до Тамани в 300 км он преодолевал целых двое суток. Навстречу ему попадались не только беспорядочно отходившие одиночные бойцы, но и целые подразделения, самовольно оставившие позиции и переправившиеся с Керченского полуострова, где части 51-й армии вели ожесточенные бои.

Ознакомившись с обстановкой на Таманском полуострове, маршал установил, что там не было ни единой воинской части, могущей прикрыть его от возможного наступления немцев, отсутствовали какие бы то ни было оборонительные сооружения, за исключением одиночных окопов. Попытайся противник, форсировав Керченский пролив, высадить десант, остановить его было бы некому и нечем.

Посадив в оборону несколько наспех сколоченных частей и подразделений, Григорий Иванович переправился в Крым. Еще с моря при подходе к Керчи его взору предстала картина, наводившая на мысль, не поздно ли говорить об удержании полуострова. Противник обстреливал городские кварталы и пристани из артиллерии и минометов, тесня немногочисленных защитников. Бой шел уже в районе крепости, расположенной в южной части города на господствующих высотах.

Как позднее Кулик докладывал Сталину, командование наших войск истинной обстановки не знало, будучи уверенно, что крепость обороняется надежно. Личное общение с командирами частей показало, что пехоты очень мало и та была собрана, главным образом, из тыловиков, резервов никаких нет. При малейшем нажиме противника следовал отход. Так была сдана и крепость Керчи: оборонявший ее батальон морской пехоты разбежался под огнем всего полусотни автоматчиков.

На пристанях сбилась малоуправляемая, по выражению Кулика, толпа вооруженного народа. Каждый стремился попасть на Таманский полуостров, бросая технику и личное оружие. Интенсивный артиллерийский обстрел и налеты немецкой авиации усугубляли панику.

Единственной настоящей опорой командования были 106-я стрелковая дивизия, насчитывавшая, правда, лишь 1500 бойцов, и 302-я горно-стрелковая дивизия: благодаря им пока удавалось прикрывать Керчь с запада и юго-запада, т. е. на главном направлении.

Именно пока, поскольку объективная оценка обстановки и соотношения сил привели Кулика к выводу, что больше двух дней армия оборонять город и пристани не сможет. В этих условиях маршалу показалось необходимым не положить здесь остатки войск (в этот момент в его распоряжении насчитывалось около 12 тысяч бойцов и командиров, более 200 орудий, более 200 автомашин), а перебросить их на Таманский полуостров для организации там устойчивой обороны. В противном случае враг, разбив наши части, сможет на плечах отступающих безнаказанно переправиться через Керченский пролив, и путь на Северный Кавказ ему будет открыт.