Наперекор судьбе - Даниэла Стил

Аннабелл уехала с Джосайей в Ньюпорт в конце июля, на две недели позже запланированного. Как всегда, она была очень занята своей волонтерской работой. Многие иммигранты переживали за своих оставшихся в Европе родственников. Было ясно, что война повлияет на членов их семей и задержит тех, кто собирался присоединиться к ним в Соединенных Штатах. Многие их сыновья и братья, оставшиеся дома, уже были мобилизованы.

Перед отъездом из Нью-Йорка Аннабелл, Джосайя и Генри много говорили о войне в Европе на поздних обедах в саду Миллбэнков. Даже тихий Ньюпорт не остался вдали от происходившего. Впервые в истории городка события светской жизни отошли на второй план по сравнению с мировыми новостями.

На обеде в день первой годовщины свадьбы Аннабелл Консуэло заметила, с каким теплом и нежностью дочь и Джосайя обращались друг к другу. Из Нью-Йорка приехал Генри, чтобы отпраздновать дату вместе с ними.

К тому времени у Горти родился второй ребенок, на этот раз девочка. Это случилось за две недели до годовщины, первого августа. Роды были долгими, но не такими тяжелыми, как в случае с Чарльзом. Девочка, которую назвали Луизой, весила всего восемь с половиной фунтов. Горти не смогла прийти на праздничный обед в дом Консуэло, потому что еще лежала в постели, опекаемая матерью и врачом. А вот Джеймс, конечно, явился. В то лето он ходил на все обеды, дававшиеся в Ньюпорте, с той же неизменностью, что и в Нью-Йорке, как с Горти, так и без нее.

Из-за войны в Европе август в Ньюпорте прошел тише обычного. Казалось, и над ними нависла туча. Все говорили о союзниках на другом берегу Атлантики и волновались за своих друзей. После отъезда Генри Аннабелл и Джосайя наслаждались спокойствием. Консуэло видела, что они стали намного серьезнее, чем были в первые месяцы брака. Она расстраивалась, понимая, что до внуков еще далеко, а Аннабелл никогда на эту тему не говорила. Не раз Консуэло замечала грустный взгляд дочери и понимала, что есть нечто, что печалит Аннабелл. Но дочь с ней не делилась своими проблемами. Консуэло продолжала считать Аннабелл и Джосайю идеальной парой, радовалась им и их друзьям и надеялась, что в один прекрасный день внуки у нее все же появятся.

Когда в начале сентября пара вернулась в Нью-Йорк, Джосайя приступил к своим обязанностям в банке, а Аннабелл — на Эллис-Айленде. Она проводила там все больше и больше времени и пользовалась любовью и уважением людей, за которыми ухаживала. Большинство их составляли поляки, немцы и ирландцы. Мать по-прежнему волновалась за ее здоровье, понимая, что дочь находится с ними в контакте. У иммигрантов было множество болезней, а дети хворали еще чаще. Консуэло хорошо знала, насколько опасен туберкулез, но не имела понятия, что Аннабелл бесстрашно ходит в самые ужасные бараки. Той осенью она работала больше обычного, не обращая внимания на материнские предупреждения и жалобы.

Джосайя был занят в банке, где на нем лежали серьезные обязанности. Соединенные Штаты были нейтральной страной. Федеральное правительство сочувствовало странам Антанты, но официально отказывалось финансировать или снабжать их армии. В результате это делали частные компании и некоторые очень богатые люди. Они посылали деньги и транспорты — причем не только союзникам, но и их противникам. Это создавало множество трудностей; такие операции следовало проводить в обстановке строжайшей секретности, и Джосайя занимался многими из них. В большинстве случаев он делился своими заботами с Аннабелл. Миллбэнка очень беспокоило, что некоторые солидные клиенты банка ее покойного отца отправляли сырье и деньги Германии, пользуясь своими связями в этой стране. Ему претило подыгрывать и нашим и вашим, но желание клиента — закон…

Все знали, что такие вещи происходят. Чтобы остановить снабжение Германии, Британия начала минировать Северное море. В ответ германцы пригрозили топить любое судно, принадлежащее Британии и ее союзникам. Немецкие подводные лодки патрулировали все моря Атлантического океана. Конечно, время для трансатлантических рейсов было не слишком подходящее, но, несмотря на это, поток иммигрантов, прибывавших на Эллис-Айленд, не ослабевал.

Больных среди вновь прибывающих было намного больше. Зачастую после высадки в Соединенных Штатах люди целовали землю и благодарили Аннабелл за малейшее проявление доброты и внимания. Она тщетно пыталась объяснить матери, что после прибытия эти несчастные отчаянно нуждаются в помощи. Консуэло была убеждена в том, что ее дочь каждый день рискует жизнью, и была недалека от истины, хотя сама Аннабелл в этом ни за что не призналась бы. Понимал и поддерживал ее только Джосайя. Она продолжала штудировать книги по медицине. Это позволяло ей чувствовать себя занятой, когда Джосайя поздно возвращался с работы или отправлялся с друзьями в клубы, где присутствие женщин не приветствовалось. Аннабелл никогда не возражала против того, что он куда-то ездит без нее. Себя она успокаивала тем, что это обстоятельство позволяет ей заниматься допоздна своими делами.

Аннабелл присутствовала на нескольких операциях, успела прочитать всю имевшуюся в ее распоряжении литературу об инфекционных болезнях, от которых страдали ее подопечные. Многие иммигранты — по преимуществу пожилые — умирали после тяжелой дороги или болезней, которые у них начались уже в Штатах. Часто Аннабелл — медицинская сестра без специального образования на общественных началах — в профессиональном отношении не уступала квалифицированным врачам. Она обладала развитой интуицией и талантом диагноста. Иногда этого было достаточно, чтобы своевременно поставить диагноз и спасти человеку жизнь. Джосайя называл ее святой, но Аннабелл эту похвалу считала слишком щедрой и незаслуженной. Она все больше погружалась в работу. У Консуэло этому было свое объяснение — она считала, что таким образом ее дочь пытается заполнить пустоту, которую должен был заполнить ребенок. Консуэло переживала отсутствие детей намного острее, чем сама Аннабелл.

В том году Генри вновь встречал Рождество вместе с Миллбэнками в доме Консуэло. В сочельник они обедали вчетвером. Это было третье Рождество без Артура и Роберта; в праздники их отсутствие ощущалось особенно болезненно. Аннабелл не хотела в этом признаваться, но она-то видела, что, потеряв мужа и сына, ее мать стала словно другим человеком. Консуэло оставалась приветливой и доброжелательной женщиной, была благодарна детям за их внимание, интересовалась тем, что происходило в мире, но за два с лишним года, прошедшие после трагедии «Титаника», собственная жизнь стала ей безразлична. Генри Орсон был единственным человеком, который мог ее рассмешить. Двойная потеря оказалась для Консуэло слишком тяжелой, теперь ей хотелось только одного: дождаться внуков.

В конце вечера они заговорили о войне. Новости были плохие. Было трудно поверить, что Америка не вступит в войну хотя бы из сочувствия и что многие молодые американцы не будут убиты. Президент Вильсон решительно настаивал на соблюдении нейтралитета, но Джосайя сомневался, что ситуация не изменится.

Через два дня после Рождества Аннабелл заехала к матери и удивилась, когда дворецкий сказал, что Консуэло не вставала с постели. Мать дрожала под одеялом, была бледной, и на ее щеках горели два красных пятна. Бланш принесла чай, но Консуэло от него отказалась. Вид у нее был больной. Аннабелл пощупала ей лоб и поняла, что у матери сильный жар.