Наперекор судьбе - Даниэла Стил

Горти встала с постели не через месяц, а через три недели. Ребенок был здоровый и крепкий. Ему взяли кормилицу, а Горти перевязали грудь, чтобы ушло молоко. Она еще нетвердо держалась на ногах, но выглядела неплохо. Молодость и здоровье сделали свое дело. Консуэло несколько раз навестила ее. Джеймс несказанно гордился сыном, которого назвали Чарльзом. Малыш рос не по дням, а по часам. Через три недели Горти перевезли в Нью-Йорк.

Консуэло уехала из Ньюпорта одновременно с семьей Гортензии.

В Нью-Йорке ей было одиноко. Без веселой и живой Аннабелл, всегда бывшей рядом, дом казался пустым. Царившая в нем тишина действовала на нервы, оставаться одной в доме было тяжело. Консуэло воспряла духом лишь за два дня до возвращения новобрачных. Однажды на улице она столкнулась с Генри Орсоном. Он тоже пожаловался ей на одиночество. Джосайя и Аннабелл излучали столько тепла и радости, что без них их близкие и друзья чувствовали себя будто обездоленными. Консуэло, Горти и Генри не могли дождаться их возвращения.

И вот, наконец, они вернулись. Аннабелл настояла на том, чтобы по дороге с вокзала они заехали к матери. Когда Консуэло увидела дочь здоровой, счастливой и загорелой, у нее отлегло от сердца. Джосайя тоже выглядел замечательно. Они по-прежнему подтрунивали друг над другом как школьники, смеялись и обменивались шутками. Аннабелл рассказала, что Джосайя научил ее удить рыбу, и она сама поймала огромную форель. Джосайя гордился ею. Они ездили верхом, поднимались в горы и наслаждались жизнью на ранчо. Аннабелл была похожа на ребенка, вернувшегося домой после летних каникул. Консуэло не верилось, что перед ней стоит взрослая замужняя женщина. Она не знала, произошла ли в жизни дочери долгожданная перемена, а спросить не решилась. Аннабелл выглядела такой же доброй, любящей и веселой девочкой, какой была раньше. Она спросила, как себя чувствует Горти, и Консуэло ответила, что неплохо. Она не стала пугать дочь рассказом о тяжелых родах — тем более что для ушей Джосайи это было не предназначено. Вместо этого она просто сказала, что все в порядке и что мальчика назвали Чарльзом. Пусть Горти сама решает, что следует рассказать подруге, а что нет. Консуэло надеялась, что она о многом промолчит. Подобный рассказ мог довести до истерики любую молодую женщину, а особенно такую, которой, возможно, вскоре предстояло то же самое. В общем, распространяться об этом не следовало.

Молодые пробыли у Консуэло час и стали прощаться. Аннабелл пообещала приехать к матери на следующий день и вечером пообедать с ней. Консуэло была счастлива, но сразу после ухода дочери и зятя снова загрустила. В последние дни у нее даже пропал аппетит: завтракать и обедать одной было очень безрадостно.

Дочь сдержала слово и на следующий день приехала к ланчу. На ней был наряд из приданого — костюм из темно-синей шерсти, — но матери Аннабелл по-прежнему казалась ребенком. Несмотря на обручальное кольцо и другие аксессуары замужней дамы, она вела себя как девушка. Консуэло рассказала дочери, что пробыла в Ньюпорте дольше обычного, пользуясь хорошей погодой, только недавно вернулась и собирается снова пойти в больницу работать волонтером. Она ожидала, что Аннабелл присоединится к ней или продолжит работу в травматологической больнице, но дочь удивила ее, заявив, что пойдет работать на Эллис-Айленд[2]. Там работать куда интереснее; врачи не так придирчивы, и она получит возможность оказывать людям настоящую медицинскую помощь, а не будет лишь таскать подносы с едой. Услышав это, мать огорчилась.

— Там много больных, в том числе неизвестными болезнями. Условия ужасные. По-моему, это очень глупо с твоей стороны. Ты подхватишь там инфлюэнцу, если не что-нибудь похуже. Я не хочу, чтобы ты туда ходила.

Но теперь Аннабелл была замужней женщиной, а потому решающее слово принадлежало Джосайе. Когда Консуэло спросила, в курсе ли муж, Аннабелл кивнула и улыбнулась. Джосайя относился к таким вещам разумно, всегда поощрял ее интерес к медицине и волонтерской работе.

— Да, я сказала ему о своих планах, и он не возражает.

— А я возражаю! — требовательно произнесла Консуэло.

— Мама, если ты помнишь, я подхватила инфлюэнцу в танцевальном зале, во время одного из светских приемов, а не тогда, когда я работала в больнице.

— Вот именно! — решительно ответила Консуэло. — Если ты заразилась от здоровых и обеспеченных людей во время приема, то представь себе, что будет, если ты станешь работать с людьми, живущими в антисанитарных условиях, кишащих микробами! Кроме того, если ты забеременеешь, на что я очень надеюсь, то подвергнешь риску не только себя, но и ребенка. Джосайя об этом подумал?

Аннабелл вскинула глаза на мать, но тут же потупила взор.

— Мама, я не горю желанием заводить детей. Сначала мы с Джосайей хотим немного пожить для себя.

Консуэло удивилась, ничего подобного от дочери она до сих пор не слышала. Может быть, Аннабелл пользуется новыми — или, наоборот, старыми — способами, препятствующими зачатию? Но спросить об этом у нее не хватило духу.

— И когда ты это решила?

Слова Аннабелл стали ответом на не заданный Консуэло вопрос о том, беременна дочь или нет. Судя по всему, нет.

— Я еще так молода, с ребенком столько хлопот! Мы с Джосайей хотим еще попутешествовать. Может быть, в будущем году съездим в Калифорнию. Джосайя говорит, что Сан-Франциско — очень красивый город. А еще он хочет показать мне Большой Каньон на плато Колорадо. А если я буду ждать ребенка, то мне придется сидеть дома.

— Большой Каньон может подождать. — Консуэло была заметно огорчена. — Жаль, я так мечтала о внуках, — вздохнула она. В жизни ее было только ожидание визитов Аннабелл, хотя она сама предпочла бы жить с дочерью. Эту пустоту могли бы заполнить внуки.

— Будут у тебя внуки, — заверила ее Аннабелл, — подожди немного. Джосайя говорит, времени у нас уйма. — Во время путешествия он не раз повторял это, и Аннабелл легко с ним соглашалась. В конце концов, он был ее мужем, и последнее слово оставалось за ним.

— И все же я не хочу, чтобы ты работала на Эллис-Айленде. Я думала, тебе нравится работать волонтером. — Больницу для травмированных Консуэло тоже не одобряла, но по сравнению с Эллис-Айлендом это были цветочки.

— Я думаю, там будет интереснее, у меня появится больше возможностей для совершенствования, — объяснила Аннабелл, повергнув мать в еще большее изумление.

— Для совершенствования в чем? Что ты задумала? — У Аннабелл всегда было полно новых идей — особенно когда дело касалось медицины и науки в целом. Медицина всерьез интересовала ее, и, как видно, замужество не изменило ее планов.

— Не беспокойся, мама, — ответила Аннабелл. — Я хочу помогать людям и думаю, что могу делать нечто большее, чем мне позволяют в больнице.

Консуэло не подозревала, что ее дочь всерьез решила стать врачом. Аннабелл же считала преждевременным обсуждать с матерью свои планы, незачем портить ей настроение, ведь вряд ли ее мечтам суждено сбыться. Но волонтерство позволяло приблизиться к мечте вплотную. Медиков на переполненном Эллис-Айленде всегда не хватало, а потому ее приняли бы там с радостью. Эту мысль подал Аннабелл Генри Орсон. Он знал одного из работавших там врачей и пообещал познакомить с ним Аннабелл. А Джосайя одобрил этот план, поскольку идея принадлежала его другу. После ланча Консуэло и Аннабелл отправились навестить Горти. Большую часть времени подруга проводила в постели, но в последнее время уже начала вставать. Аннабелл поразил ее вид. Горти выглядела так, словно ее пропустили через мясорубку.