Девушка, переставшая говорить - Трюде Тейге

Два убийства. Отец и дочь. Карстен сделал еще большой глоток и выглянул в окно. Туман лежал на окружающем пейзаже, размывая контуры.

Кайса права в том, что в отчаянии Юханнеса было что-то искреннее. Но отчаяние могло объясняться и тем, что он совершил то, о чем сожалеет, – убил любимую женщину. Карстен видел такое раньше. Судя по тому, как Юханнес пришел к ним домой и напал на Кайсу, он не владел собой. Кроме того, у него был конфликт с Педером Воге. Может быть, у парня отсутствовал самоконтроль. Но нет, ведь на остатках кожи под ногтями Сиссель обнаружили не его ДНК.

Туман немного рассеялся за окном. Карстен посмотрел на термометр снаружи. Столбик полз вниз, было минус один. Он сделал еще глоток, полистал бумаги на столе, почувствовав подъем оттого, что сидит здесь и размышляет, делает то, что хорошо умеет, выстраивает гипотезы. Он изучил фотографию умершей Сиссель Воге. Удар по затылку. Фонтан крови на стене. Импульсивное убийство, совершено в приступе паники. С целью ограбления? В таком случае она должна была хранить дома деньги или ценные вещи. Но у Карстена не создалось впечатления, что она была состоятельной.

Для кого наряжается женщина? Для любимого. Любовника. Того, с кем она знакома. Как, например, Юханнес.

Несколько легких снежинок опустилось за окном.

Хотя убийство и было похоже на совершенное в состоянии аффекта, конечно, оно могло оказаться и преднамеренным, совершенным тем, у кого был мотив, например, чтобы заставить ее замолчать.

Карстен положил фотографии обеих жертв убийств рядом. Его взгляд переходил то к Сиссель, то к Педеру Воге.

Modus Operandi[7]. Совершенно разные преступления, разные почерки, подумал он. Может быть двое убийц.

Кайса не успела выставить руки. Удар двери пришелся ей прямо по носу. Она упала на колени, обхватив лицо руками, почувствовав теплую кровь между пальцев. На пару секунд все потемнело, и подняв глаза, она различила темную тень, убегавшую от нее. На долю секунды мелькнули светоотражающие полоски на обуви незнакомца. Потом Кайса услышала стук закрывшейся двери в коридоре.

От боли потемнело в глазах. Она ослабила шарф на шее и прижала его к носу.

«Уходи отсюда!» – кричали ее инстинкты. Но она застыла на месте, пошатываясь. Ее затошнило и чуть не вырвало, она заставила себя дышать спокойно, открытым ртом, и поспешила в коридор, выбралась наружу и дрожащими пальцами заперла за собой дверь. Мороси в воздухе уже не было. Острые холодные льдинки кусали ее лицо.

У нее было гадкое чувство, что кто-то за ней наблюдает, и Кайса несколько раз оглянулась. В тени сада она остановилась, нагнулась вперед, пошатываясь, положила руки на колени. В глазах рябило, ее охватила паника, и стало трудно дышать.

Его здесь больше нет. Опасности нет, сказала она самой себе.

Головокружение по мере пути отступало, она шла через сад и по дорожке, мимо обрыва у подножия горы. Она никого не видела, только слышала свист ветра в кронах деревьев. И тем не менее ей казалось, что чей-то взгляд прожигает ей спину.

28

Мать была солдатом в Армии спасения, и дети тоже участвовали в различных мероприятиях организации. Это было похоже на убежище, где их окружали теплом и заботой. Всем троим было хорошо находиться там.

Девочке казалось, что мама – самая красивая из всех солдат в темной форме со светло-синими погонами. Она обожала сидеть с ней рядом и слушать ее пение, у мамы был высокий красивый голос. А когда она пела «Он не брал блеск от жизни»[8], девочка улыбалась. Она как будто и правда верила в каждое слово и всегда так радовалась, когда они были в Армии спасения.

Мальчик добыл себе флаг Армии спасения и повесил его над своей кроватью. Флаг был красный с синей окантовкой, а посередине – восьмиконечная желтая звезда с надписью «Кровь и огонь». Рядом с ним висели рисунки символов Армии, которые он сделал: меч, корона и щит.

Недавно он также повесил туда листок, где его детским почерком была написана одна из семи заповедей Армии: «Наказание за грех справедливо и вечно». Он сделал это вечером после того, как они с мамой ходили на встречу в Армию. Молебен был о справедливости Бога. По пути домой он посмотрел на маму и сказал: «Неправда, Бог не справедлив, если бы это было так, он бы заставил папу перестать быть таким злым».

Мама остановилась, присела на корточки перед ним и взяла сына за обе руки.

– Знаю, что тебе трудно понять это, – сказала она. – Но я думаю, что Бог справедлив. И однажды все, и папа тоже, предстанут перед судом за свои грехи.

Дети не поняли, что значит «предстанут перед судом», и девочка спросила:

– Бог накажет папу?

Мама не ответила, только погладила ее по щеке.

– Может быть, иногда Богу нужна помощь, чтобы быть справедливым, – сказал мальчик не по годам взрослым тоном, и мать потрепала его по волосам.

– Можно и так сказать, – сказала она, грустно улыбнувшись.

Перед тем как лечь спать вечером, мальчик сел за свой стол, написал те слова и повесил на стену.

«Наказание за грех справедливо и вечно».

29

Когда Кайса вернулась домой, Карстен все еще сидел, склонившись над бумагами.

– Привет, – сказал он, подняв глаза и улыбнувшись, но выражение его лица тут же изменилось. – Боже мой! Что с тобой произошло?

Кайса не собиралась ничего рассказывать Карстену о том, где была, пока не увидела свое отражение в зеркале в коридоре и поняла, что выбора у нее нет. Над левой бровью образовался синяк, а нос распух и покраснел.

– Я… я должна рассказать тебе кое-что, – сказала она, садясь.

– Вот как?

Было не так много вариантов рассказать об этом, и она почувствовала себя глупо, как нашкодивший ребенок. – Я была в доме Сиссель.

– Что? Ты что, с ума сошла?

Он с недоумением смотрел на нее, пока она рассказывала о случившимся.

– Как ты могла до такого додуматься! – сказал он, когда она закончила. – Вести расследование – не твоя работа! Это переходит все границы. И ты больше всех остальных должна была выучить это назубок. Я думал, что мы договорились о том, что тебе нужно придерживаться обычных журналистских методов, когда…

– Да-да, знаю, – прервала Кайса, вздыхая. – Ты обязан рассказать об этом Эггесбё?

– Да, я должен. Там мог быть убийца.