Однажды была осень - Марина Полетика

— Наверное… — осторожно согласилась Лина. — Тебе виднее. У меня такого опыта нет.

— А ты что — не собираешься? — удивилась Ирина.

— Что?

— Как что — разводиться?

— С чего ты взяла? У нас все в порядке.

— Тогда я тобой восхищаюсь! Не каждая может мужику такое простить и спокойно жить дальше как ни в чем не бывало! Это надо характер иметь! Я вот… — Ира снова собралась углубиться в историю своего развода, но Лину этот вопрос не интересовал совершенно.

— Да что простить-то? — очевидно, она спросила это слишком громко, потому что на них стали оглядываться.

— А ты что… Да я просто так… Перепутала, не бери в голову.

Если бы не события прошедшей недели, Лина и в голову бы не взяла болтовню завистливой сплетницы, которая наверняка спит и видит, что у окружающих появились те же проблемы в личной жизни, что и у нее, — так ей легче живется, наверное. Но теперь Лина знала, что за словами соседки кроется что-то существенное. И очень неприятное для нее.

— Ирин, я тебя прошу, пойдем домой, а? Ты мне по дороге расскажешь, — попросила Лина и, видя, что уходить Ире вовсе не хочется, просительно добавила: — Ну, будь человеком. Я же вижу, что ты что-то знаешь.

Напуганная и явно очень недовольная таким поворотом дела Ирина все же согласилась, они оделись и ушли по-английски.

— Ну? Говори! — едва оказавшись на улице, потребовала Лина. — Говори, раз начала!

— Только ты Сергею Алексеевичу не рассказывай, — заторопилась Ирина. — Я сама случайно узнала, понимаешь… Хотела тебя поддержать… не чужие все-таки, соседи.

— Господи, да что узнала-то?! Что он со мной развелся уже, но только я пока не в курсе? — окончательно рассердилась Лина.

— Ладно, — решилась Ирина. — Если он такая сволочь, я что — молчать должна? В общем, так. Месяца два назад продавали мы квартиру. Трешку, в центре, с разменом на две. Хотя это неважно, да. Короче говоря, получилась длинная цепочка, знаешь, как бывает: пять-шесть человек сразу задействовано и три риелторских агентства. Девочка моя, риелтор — она новенькая, всего боится, — подошла посоветоваться: назавтра все продавцы и покупатели уже собирались встречаться в Регистрационной палате и деньги отдавать. Ну, я документы посмотрела, весь пакет. И вижу, что один покупатель в цепочке — Белоглазов Сергей Алексеевич. Фамилия, понимаешь, знакомая, имя-отчество совпадают, я еще подумала: он — не он? Паспортные данные проверила — прописка тоже совпадает. Потом как-то встретила его и спрашиваю — что, мол, Сергей Алексеевич, ко мне не пришли насчет квартиры-то? Я бы вам подобрала и получше за ту же цену, уж по-соседски. А он прямо с лица спал и не знает, что говорить. Я сразу поняла, что дело нечисто. Потом продышался и с улыбкой так: это для сотрудников иногородних, типа гостиницы будет, чтоб не снимать у кого попало. Ладно, думаю, нашел дурочку! А то я этих штучек не знаю. Назло ему не поленилась, нашла риелтора из того агентства, через которое твой Белоглазов «двушку» покупал, — нас же хоть и много, а все друг друга знаем. Она и рассказала: да, их «двушку» покупал мужик, на себя, но смотреть ездила и выбирала дамочка, такая симпатичная невысокая блондинка. Проговорилась, что квартиру любовник ей покупает, что сперва они ее отремонтируют, а потом уж он к ней переедет. Потом смотрю — нет козла твоего уж неделю или больше, стало быть, думаю, свалил-таки… Лин, ты чего? Да наплюй! Пусть катится в свою квартиру! Лишь бы дом тебе оставил да алименты побольше. Андрюха у вас уже большой, ему много чего надо. А мужика ты себе найдешь, как мухи на повидло налетят, уж поверь мне. Я после развода тоже думала…

Ирина шла рядом и всю дорогу до дома что-то бубнила, но Лина ее уже не слушала. Придя домой, она напугала своим видом Андрея, который уже не знал что и думать.

— Мама, ты чего? С Буськой что-то? Под машину, что ли, попала? Блин… Мама, да скажи уже!

— Буська? — удивилась Лина, начисто забывшая о своей оставленной в гостях «масечке». — Она у Бариновых осталась.

— Зачем? — изумился сын. — Ты ее что — подарила?

— Нет, почему… Я ее забыла. Сходи за ней, пожалуйста. А я пойду лягу. И телефон выключу. А ты меня не буди, ладно?

— А если папа будет звонить, что сказать? — поспешно одеваясь, спросил Андрей.

— Папа? Ах, если папа… Скажи, что… Ну, скажи ему что-нибудь, — вяло попросила Лина. — Что я заболела.

— Мама, может, тогда тебе врача вызвать? — застряв на пороге, не успокаивался сын. — Ты который день уже какая-то… не в себе.

— Угу. Вчера уже был один врач. Зоопсихолог. Для нашего цирка самое то, — Лина хотела пошутить, но вышло тоскливо и не смешно.

Злость на Плюсика, которая, оказывается, помогала ей держаться на плаву два последних дня, вдруг вся разом закончилась, как воздух в шарике. Осталась только мятая тряпочка, из которой уже не сделать ничего путного. Но, кроме этой дырявой ненужной ветоши, у нее, кажется, в запасе ничего не осталось. Когда Андрей ушел, она побрела на кухню, выпила насколько таблеток снотворного, налила бокал вчерашнего вина, вдруг показавшегося отвратительно кислым. И, шаркая ногами, поднялась в спальню.

Ей снился сон, не столько неприятный, сколько странный: будто она отдыхала в каком-то пансионате на берегу моря. Комната была давно не ремонтированная, с обшарпанной мебелью и все увеличивающимся влажным пятном на потолке. Погода была плохая, дождливая и ветреная, не выйти даже на балкон. Море было грязно-серым в белых барашках, и даже издалека было слышно, как сильно бьются о берег волны. Лина заглянула в столовую, но обед уже закончился, и ей ничего не досталось. Тогда она решила пойти в библиотеку и взять книгу почитать. Кружа по бесконечным ободранным коридорам пансионата, время от времени она встречала разных людей, которые объясняли ей дорогу и торопили — уже поздно, библиотека вот-вот закроется. Лина понимала, что ей непременно надо дойти и успеть взять книжку, потому что иначе она не будет знать, как убить очередной тоскливый вечер и бессонную ночь… но библиотека все не находилась, а ноги стали тяжелыми и ватными, подгибались от усталости. И еще она очень сердилась на Плюсика — он мог бы ей помочь, он знает дорогу, но он куда-то запропастился, у него есть дела поважнее.

…Издалека до Лины доносились звуки проснувшегося дома, шум с улицы. Она уже давно хотела проснуться — и не могла. Вязкий сон возвращал ее в нескончаемые блеклые коридоры, давным-давно не крашенные, с лохмотьями вздувшейся от влаги масляной краски на стенах и потолке, слабо освещенные. В отчаянии Лина медленно, против своей воли, брела, понимая, что вернуться в свою комнату не может — она совсем заблудилась и останется в этом чужом месте навсегда…

— Мам… Мама… Ну мамочка… — прорезался сквозь бесконечное шарканье ее собственных шагов жалобный голос сына, и Лина, ухватившись за эту ниточку, вздрогнула всем телом, нащупала дно… и наконец проснулась, выбравшись из вязкого сонного болота. В глазах у Андрюшки были беспокойство и испуг.