Микроурбанизм. Город в деталях - Ольга Бредникова
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
В большом городе его собственные ритмы – будь то скорость передвижения в метро или размеренность уличной прогулки – оказываются гораздо более директивными по сравнению с музыкой. В частности, Джон Урри напоминает о значительной роли пространства и связанных с ним конвенций в определении ритмики движения[101]. Как пользователи метрополитена мы все хорошо помним постоянно раздающиеся призывы не задерживаться и освобождать вагоны или проходить вперед по эскалатору. Эти обращения – декларации транзитности пространства. Дополняя идею Урри, Филипа Вундерлих подчеркивает, что не только устройство или конвенции, но и ритмы окружающей среды во многом предопределяют ритмику движения пешехода[102]. Музыка, выбираемая слушателем плеера, в этой ситуации скорее освобождает от принудительности и навязчивости ритмов города, хотя, конечно, не гарантирует полной свободы действий.
Отдавая предпочтение быстрой или медленной музыке, пешеходы задают себе ритм перемещения. Порой выбор музыки определяется исключительно ее “скоростными характеристиками”, оставляя в стороне иные достоинства:
Это уже такой инстинкт, если тебе надо быстро добежать до работы, чтобы сделать это быстрее, я ставлю быструю музыку (Анна, 36 лет, преподаватель).
Медленная музыка влияет, скорее всего, успокаивающе, придает плавный ритм ходьбе, плавный ритм передвижения (Елена, 61 год, пенсионерка).
Выбор музыки нередко связан и с выбором стиля взаимодействия с окружающими. Музыка становится императивом действий, оправдывающим концентрированность на себе, в ряде случаев оборачивающуюся агрессией к находящимся рядом:
А иногда, если я иду куда-то и очень спешу, я злюсь, в плохом настроении, включаю какую-нибудь жесткую громкую музыку. И мне так проще гораздо расталкивать людей в метро. Так вот отключиться и чуть-чуть агрессивно. Но я так двигаюсь не потому, что музыка такая, я специально ее ставлю, потому что я хочу идти вот так и переть (Кристина, 21 год, студентка).
Однако не стоит переоценивать возможность пешехода выбрать оптимальную для себя скорость перемещения в многомиллионном городе. Кто-то безропотно подчиняется логике пространства, не полагаясь ни на свои усилия, ни на “музыкальный допинг”:
Ну, конечно, я стараюсь с потоком двигаться. Это первое правило Москвы – двигайся вместе с потоком. От музыки это не зависит (Дмитрий, 21 год, студент).
В этом случае музыка скорее выполняет задачу синхронизации, настраивает пешехода на требуемый ритм движения:
Есть музыка, которая соответствует темпу толпы. То есть сначала попалась случайно, потом я принудительно на нее переключаюсь. Так я и себя не загоняю, лишний раз в людей не втыкаюсь, и сам не слишком медленно иду, в меня никто не втыкается (Алексей, 34 года, программист).
Управление взаимодействием с другими людьми
Слушатель плеера намеренно или спонтанно переформатирует привычное городское общение. И без того существующая между горожанами социальная дистанция усиливается плеером, становящимся для его обладателя “гарантом неприкосновенности” или информационным щитом, нередко дополняемым другими “защитными средствами”:
Если у меня в ушах плеер, а в руках книжка, скорее всего, меня не будут трогать. Я этим говорю, что не очень хочу с кем-то общаться (Евгения, 20 лет, студентка).
Понимая неизбежность усилий, связанных с привлечением внимания, горожане нередко предпочитают общение с более доступным собеседником.
Однако полностью исключить слушателей плеера из городской коммуникации невозможно, слишком распространенным “расширением тела” за последние десятилетия стал этот девайс. Анекдотичным подтверждением его “инкорпорированности” можно считать требования к визовой фотографии, предъявляемые консульскими службами США. К анкете заявитель должен приложить фотографию “в обычном виде”; одно из уточнений к этому требованию гласит: “Только без наушников”.
Плеер создает особый аудиальный этикет, специфика которого в намеренном поддержании дистанции. Негласные городские конвенции предостерегают слушателя плеера от звуковой экспансии, предписывая ему не навязывать окружающим свою музыку, не заполнять ею общее пространство. Несколько информантов отметили, что остановка поезда в туннеле является для них поводом уменьшить громкость звука плеера. Правда, вежливость – не единственная причина такого поступка. Во многих случаях прослушивание музыки расценивается как занятие сугубо индивидуальное, призванное избегать свидетелей.
Частью аудиального этикета можно считать правило “одного наушника”. Слушающий музыку зачастую прекрасно слышит собеседника. Снимая один наушник, он скорее демонстрирует свою готовность к общению, сокращение, но не отмену дистанции. Второй наушник все же остается напоминанием о погруженности в свои дела:
Есть новый этикет. Когда тебя человек что-то спрашивает, при подходе автоматический жест – вынимаешь ухо (Алексей, 34 года, программист).
Решение снять один наушник обычно связано с краткой коммуникацией (например, прохожий что-нибудь спрашивает у слушателя плеера). Другая стратегия – “снять наушники совсем” – выбирается в ситуациях, когда человек готов к общению без каких-либо условий.
Оставаться в наушниках горожанам позволяет рутинизированность городской жизни. Например, процесс покупки в супермаркете достаточно предсказуем и не требует особой концентрации внимания. И все же, если рутина нарушается, слушателю приходится более плотно включаться в коммуникацию:
Я снимаю один [наушник, когда подхожу к кассе]. Чаще всего, это такая технология: ты снимаешь один наушник, за воротник. И дальше туда. ‹…› сейчас обхожусь одним наушником, и, по-моему, кассиры привыкли ко мне. Бывают случаи, когда не снимаю, но это же очень автоматизированный процесс. То есть ты знаешь, что карточка, деньги, просишь пакетик, тебе дают пакетик. То есть в принципе это не нуждается даже ни в каких ответах, иногда не вынимаю. Но бывает такое, что ко мне продавщица обращается, а я не слышу, и я: “Что?” А она: “Наклейки собираете?” (Смеется.) Я не собираю никакие наклейки, и я не ждала от нее этого вопроса. Поэтому стараюсь вынимать, быть как-то вежливее (Анна, 36 лет, преподаватель).
Нельзя сказать, что слушателю плеера всегда удается отстраняться от общения. Стремление сохранить дистанцию иногда оборачивается ее радикальным сокращением: пытаясь привлечь внимание, окружающие дотрагиваются или тормошат отрешенного слушателя, буквально втягивая его в коммуникацию.
Мое исследование основывалось на предположении, что человек начинает слушать плеер при переходе из частного пространства в публичное[103], хотя вполне очевидно, что четкой границы между этими пространствами (например, в виде порога квартиры) нет. Однако выяснилось, что слушание напрямую не подчиняется демаркационным линиям: