Повелитель вещей - Елена Семеновна Чижова

игрового персонажа? И напоследок, уже отвергнув представленные на его суд наработки: «Что касается идеи… Убей бог, не понимаю, на кого это все рассчитано?» А потом с эдакой усмешкой: «Не иначе на домохозяек – кому, кроме возрастных теток, интересны эти ваши примусы и керогазы…»

Короче, хиханьки да хаханьки (под видом опыта и глубокого знания рынка), которые ему, черпая полными ложками, пришлось глотать и переваривать. Но тогда, в одиннадцатом классе, пока другие протирали штаны, готовясь к выпускным и вступительным экзаменам, он, не ожидая такого подлого, несправедливого исхода, парил в эмпиреях, до каких его одноклассникам, как до неба: то взлетал, то падал – и опять взлетал, впервые в жизни переживая этот невыразимый человеческими словами восторг, когда тупишь (осёл ослом) перед очередной нерешаемой проблемой. День, два, неделю – а потом вдруг (вот именно вдруг, в этом-то все и дело!) откуда-то сверху, ниоткуда будто чья-то мощная рука открывает портал и приходит оно – единственное, простое и очевидное решение, словно проникает в голову, вглубь, в лобные пазухи. (Первое время, насмотревшись дурацких сериалов, он всерьез грешил на вмешательство внеземных сущностей – инопланетян.)

За эти редкие минуты космического восторга он отдал перспективу дальнейшей учебы в вузе, объявив матери, что никуда поступать не будет, – короче, сложил все яйца в одну корзину, можно сказать и так, но в его-то случае не простые, а золотые, хоть со всего размаха хлопнись, хрен разобьешь.

Надо ли объяснять, что никакие восторги не отменяют упорного земного труда – изо дня в день, из месяца в месяц, когда идешь – один, наугад, на ощупь, в тумане расплывчатых догадок, – убеждая себя в том, что до горизонта уже совсем близко, рукой подать, а потом – бац! – и как башкой в стену: одному, как ни старайся, всего не перелопатить. Чтобы продвинуться и более-менее уложиться в сроки, необходимо привлечь специалистов. Как минимум художника-аниматора, знающего толк в компьютерной графике, а лучше бы – и второго программиста, которому можно передоверить хотя бы часть черновой работы, чтобы не погружаться в частности, не входить в мелкие детали, отвлекаясь от главного.

Собрать команду не фокус. При одном условии: деньги.

Сидел, перебирая все, какие приходят в голову, возможности: от заработков на почтовиках (оскорбительно ничтожных) до крутого, на дорогущем джипе папашки – а вдруг, если попросить, расщедрится, возьмет да и отсыплет. «Хрен он чего отсыплет! Сидел, как рак под корягой, пока мать – черт, ее и вправду жалко – пласталась, мыла полы за этими, уродами, которые хорошо, а главное, ловко устроились, а теперь ее же и презирают. Раз ее, значит, и меня…» – растравлял глубокие, точащиеся бесполезным отчаянием раны, нанесенные ему и матери (но не бабке – бабке, он думал, попробуй нанеси).

Пока в какой-то момент не понял: у бабки – вот же у кого. Денег куры не клюют, с ее-то блокадной пенсией. Но сама не отдаст: сидит на своих деньгах, как собака на сене. На похороны, что ли, копит? Это ж какие надо заделать похороны, чтобы ухнуть такую чертову тучу денег, которые она держит под замком, в шифоньере. Однажды он видел: слепошарая бабка их пересчитывала; слюнявила пальцы, раскладывала по кучкам – в каждой кучке, завернутой в бумажку, никак не меньше полтинника, может, даже сотни. В общей сложности – навскидку – миллион…

Прибегнуть к помощи ксерокса… О том, что таковые существуют, бабка понятия не имеет. Как бы то ни было, ксерокс – первая часть плана; куда трудней вторая: подкараулить, дождаться, когда она снова возьмется пересчитывать; войти на цыпочках, затаиться за шторой – узнать, куда она прячет ключ. Дальше – дело техники. Выбрать подходящий момент: когда мать запрется с нею в ванной. Бабка терпеть не может мыться – злится, орет, что в ванну не полезет; мать и так и этак уговаривает, типа, долежишься до пролежней, пока та наконец не соглашается. И тут уж мать ее моет-размывает – по часу, а то и дольше.

Когда, продумав все до мелочей (использовать те же самые бумажные обертки, обтерханные, захватанные бабкиными пальцами; в каждую завернуть не больше не меньше, а ровно столько же новеньких, из-под ксерокса, купюр), он – поклявшись сам себе, что берет не навсегда, а на время, – разыграл свой план как по нотам, в заначке оказалось вдвое меньше.

Этих денег хватило на год. Однако дело двинулось – быстрее, нежели он даже рассчитывал. Но через год снова застопорилось, хуже того, разваливалось на глазах. Ладно, пусть, он готов признать, что по его вине – если можно назвать виною озарения: когда (например) еще неделю назад образы условных «врагов» представляются тебе несомненными (старики и старухи, бывшие «юные пионеры» – владельцы советских вещей, у которых эти вещи надо «купить»), и хотя программист злится и ворчит: «И чо, текстовые сущности? Мы не в девяностых, помяни мое слово, читать не будут, пошлют куда подальше»; а ты в ответ: «Давай дерзай, не пошлют»; а он: «Ну и как ты это видишь: купить? А платить чем – советскими деньгами? Я сунулся: там черт ногу сломит! Довоенные, дореформенные, послевоенные…» А ты: «Окей, платить не надо. Надо правильно назвать»; а он: «Да кто ж эти керосинки-керогазы помнит!..» Казалось бы, рабочий момент, дело идет, аниматор предлагает вполне себе годные фигурки – но однажды, проснувшись среди ночи, ты понимаешь: все, что осталось на жестком диске твоей памяти (эскака, похожий на шумный муравейный город; толпы людей, среди них твоя затурканная жизнью мамаша, предел ее мечтаний – китайский пуховик вкупе с вязаной шапочкой; рваные клеенки на асфальте, старик в замызганном, в пятнах краски тулупе с голой шеей), – короче, то, что лично тебе кажется важным и драгоценным, в глазах других – классический случай ложной стратегии, ведущей прямиком в тупик. И все эти отгадки, переговоры, болтовня… С точки зрения будущего неизвестного игрока – не что иное, как потеря скорости, в конечном счете драйва. В общем, не хочешь, да вспомнишь кривенькую усмешку бывалого эксперта, его презрительный, через губу, совет: попробовать иначе, что называется, зайти с другого конца.

Насильственный (как в вульгарных стрелялках) способ присвоения вещей… Видит бог, он противился до последнего, отвергал любое насилие, но сейчас готов пойти на попятный, согласиться с мнением эксперта: оружие в руках игрока – единственно конструктивный путь.

Команда все понимает – но работать за так никто не собирается. Кто здесь властитель, симулякр бога? Ты? Отлично. Блин, у нас проблема – решай.

Просил, уговаривал: ну еще чуть-чуть, обещаю, клянусь, под мою ответственность, получим, рассчитаюсь по-честному. Образ огромных денег, которые посыплются как из рога