Александр II - Анри Труайя

Думая о последствиях своих главных реформ, Александр поражался собственной смелости, проявленной им в процессе преобразований. Освобождение крепостных коренным образом изменило структуру российского общества. Прежде его основу составляло дворянство, занимавшее все командные посты как в провинции, так и в столице. Теперь же «маленькие люди» играли все более и более активную роль, смело высказывались в земствах, приобретали земельные угодья, постепенно выходя из изоляции, в которой они находились в силу традиционного разделения сословий. На фоне демократизации огромной массы народа аристократическое меньшинство утрачивало свои былые позиции. Среди студентов университетов появились сыновья мелких чиновников, ремесленников и даже крестьян. В воздухе витал дух стремления к прогрессу. Не этого ли добивались декабристы в 1825 году? Каждый раз, когда Россия приходила в возбуждение, Александр мысленно переносился в тот день насилия и смуты. Когда-то, по случаю своей коронации, он вернул из ссылки выживших после попытки осуществления этой безумной затеи. У них появилась достойная смена. Первым в ряду оппозиционеров стоял Александр Герцен. Незаконнорожденный сын московского дворянина, он принадлежал к интеллектуальной элите России. Воспитывавшийся в юности на трудах Шеллинга и Гегеля, непримиримый враг лицемерия властей, в 1847 году он уехал из России, через год принял участие в революции в Париже, а затем обосновался в Лондоне, откуда гневно клеймил порядки, существовавшие на его родине. Его газета «Колокол», запрещенная цензурой, каким-то таинственным образом попадала из Англии в Россию. Получая информацию о событиях в России от своих соратников, он писал статьи о творившихся там бесчинствах, называя имена чиновников, виновных в злоупотреблениях, призывал юное поколение к борьбе и обращался непосредственно к императору, давая ему смелые советы, например установить конституционную монархию. «Наш путь определен, – пишет он, – мы идем вместе с тем, кто приносит свободу». И Александр регулярно читал этот подрывной листок и даже иногда принимал к сведению его разоблачения.

Другой эмигрант, революционер Михаил Бакунин, был солидарен с Герценом в его романтическом видении русского народа, тянувшегося к свету. Он тоже твердо верил в то, что монарх услышит голоса новых пророков. Царь и народ придут к взаимопониманию – полагал он – и лишат дворян их последних привилегий. Очень скоро эта надежда угасла. После реформы по отмене крепостного права, недостаточно радикальной по мнению экстремистов, Герцен пересмотрел свою позицию и обрушился на власть с критикой. Однако в то же самое время его аудитория заметно сократилась. Молодежь искала новых учителей, более реалистичных и твердых. Герцен обвинял их в том, что они отреклись от своих предшественников и будто бы даже примирились с системой. Бакунин встал на защиту юного поколения. «Не будь старым брюзгой, Герцен, – пишет он ему, – и не ворчи на молодежь. Ругай их, когда они не правы, но склони перед ними голову за их честный труд, за их подвиг, за их жертвы».

Студенты, некогда мечтавшие о лучезарном социализме, стали профессиональными заговорщиками. Они объединились в подпольные кружки и организовали типографии в подвалах, где печатали прокламации. Их новыми учителями являлись Чернышевский, Добролюбов и Писарев. Первые двое были сыновьями провинциальных священников. Гордые своим недворянским происхождением, они демонстрировали холодное презрение к людям «эпохи Герцена» за их бесполезную культуру и эстетическую деликатность и проповедовали тотальное разрушение. Сын разорившегося помещика Писарев подвергал современное общество еще более ожесточенным нападкам. «Нужно уничтожить все, что может быть уничтожено, – говорит он. – Только то, что устоит под ударами, достойно существования. Все остальное, разбитое на тысячи кусков, – никому не нужное старье. Так что крушите все направо и налево». Этот антагонизм между старым и новым поколениями революционеров нашел отражение в романе «Отцы и дети» Ивана Тургенева, находившегося на вершине славы. Его молодой герой Базаров символизирует победу демократии над аристократией, людей действия над мечтателями. Поборников ниспровержения старых идеалов Тургенев называет «нигилистами». Это определение получило широкое распространение.

С энтузиазмом неофитов нигилисты, вдохновившись идеями Фейербаха, ратовали за «реабилитацию плоти». Это привело их к отрицанию пользы искусства, неспособного служить достижению социальных целей, и осуждению отживших структур семьи, общества и государства. Когда весь этот хлам наследия прошлого будет отброшен в сторону, русский народ, вдохновленный мессианской верой, организует свою жизнь по образцу сельской общины. Никто не будет править, и будут править все.

Наиболее популярным публицистом среди прогрессивной молодежи был Чернышевский. В основанном им журнале «Современник», в котором он же являлся и редактором, печатались статьи Тургенева, драматурга Островского и Льва Толстого. Добролюбов, выступавший на страницах «Современника» в качестве литературного критика, заклинал своих сограждан перейти от слов к делу. «Лучше потерпеть кораблекрушение, – пишет он, – чем сесть на мель». Он обличал деспотизм, сохранявшийся в патриархальных нравах после отмены крепостного права, и бичевал ленивых помещиков, продажных чиновников и алчных купцов, преграждавших народу путь к прогрессу. Изнуренный туберкулезом и измученный непосильной работой, он умер на руках у Чернышевского.

Его дело продолжил Писарев, литературный критик из газеты «Русское слово». Он тоже ратовал за немедленные действия и считал, что наука является единственным источником истины, что живопись и поэзия имеют чисто воспитательное значение и что, поскольку массы рабочих и крестьян представляют собой лишь «пассивный материал», долг интеллектуалов заключается в том, чтобы подготовить их к финальному взрыву. В этом он полагался на студентов. «Судьбы людей определяются не в начальных школах, – говорит он, – а в университетах». Итак, студенческая молодежь должна была вести революционную пропаганду в рабочей среде. Все больше и больше листовок печаталось в подвалах и распространялось по почте, на улицах, в заводских проходных. Их составители шли в своих требованиях все дальше и дальше, теперь уже отвергая введение конституционной монархии, что превратило бы Россию в нечто похожее на Англию. «Мы не нуждаемся в царе, – пишут агитаторы Михайлов, Костомаров и Шелгунов, – мы не нуждаемся в порфире, прикрывающей наследственное бессилие. Мы хотим иметь во главе государства простого смертного, земного человека, избранного народом и способного понять нужды этого народа». Это «русское решение» приводило в восторг наиболее экзальтированных революционеров. Они считали, что европейцы скованы устаревшими традициями и только славяне могут набраться смелости и сбросить с себя исторические цепи. Воодушевленные варвары, они потрясут мир и установят новый порядок.

За распространением листовок последовало появление в Санкт-Петербурге организации под названием «Земля и Воля». Ее основателями были братья Зерно-Соловьевичи, происходившие из семьи мелкого чиновника. Приверженцы этого движения рекрутировались опять же среди мелкого чиновничества, в университетах, на фабриках, в мастерских и в казармах. Комитет организации собирался в здании библиотеки на Невском проспекте. В скором времени ее филиалы возникли в четырнадцати городах. Были установлены связи с украинскими сторонниками автономии. Программа «Земли и Воли» предусматривала замену монархии на демократическую республику, разрушение существующего управленческого аппарата, введение выборных административных должностей на всех уровнях, отмену частной собственности и равные права для женщин.