Нелюбовь - Яна Ясинская

И снова ничего.

Лишь непонятный страх, разъедающий душу. Если бы Динка только знала… Точно такой же страх, названный в народе «дурным предчувствием», испытывала Тамара в день, когда не стало Петра.

А тем временем горы Кавказа молчали. Это был знойный солнечный денек. Теплый ветерок играл высоким ковылем. Расположившись на бетонных плитах, которые некогда были поселковой школой, отряд Саши мирно отдыхал. Кто-то загорал, кто-то играл в карты, кто-то дремал. Боев не было уже несколько дней, и это расслабляло. Сам Александр, погруженный в приятные воспоминания о Дине, писал очередное письмо.

На него то и дело поглядывал сержант-доскребыш Михаил, он же Медведь. Высокий увалень с богатырской силой и добродушным лицом. Он был старше, опытнее и крупнее Александра, поэтому искренне недоумевал, почему именно этого «молокососа» поставили их офицером.

– Че, мамочке пишешь? – не вытерпев, прокомментировал язва Медведь.

День был настолько расслабленно-умиротворенным, что Медверь решил пойти ва-банк, без разрешения перейдя со своим офицером на «ты».

Саша лишь усмехнулся, одарив его в ответ насмешливым взглядом.

– Медведь, а чего ты до меня постоянно докапываешься?

Вояка тут же расплылся в довольной улыбке. Это было то, что нужно, чтобы развеять изнуряющую скуку! Завязать словестную перепалку с этим «гражданским» – никак иначе про себя Медведь Сашку и не называл.

– А потому что нечего гражданским здесь делать! – тут же с запалом выдал сержант, надеясь, что сможет задеть Александра за живое. Но в ответ, к досаде Медведя, снова лишь добрая усмешка. Александр не считал нужным ввязываться в этот заведомо бессмысленный спор.

Сашка снова оторвался от письма, чтобы взглянуть на Медведя, а дальше… Едва уловимый блеск прицельного стекла вдали. Все произошло очень быстро. С криком «Ложись!» Александр рывком успел оттолкнуть Медведя в сторону.

Именно в этот момент и прозвучал тот самый едва слышный снайперский выстрел, вслед за которым пронеслась череда взрывов.

От Саши не было писем вот уже две недели, и это сводило Тамару с ума. Дозвониться в его часть было нереально, поэтому женщина которые сутки подряд была вся на нервах. Заметив, что стрелки часов подходят к одиннадцати, Тамара, бросив в суп картошку и убавив огонь, поспешила во двор. Вот-вот должна была появиться почтальонша.

– Маришенька, здрасте! – Тамара издали приметила несуразную девушку в старой спортивной олимпийке, абсолютно не сочетающейся с черной, ниже колена плиссированной юбкой и кремовыми туфлями на небольшом каблучке, которая шустро разносила письма и газеты по их микрорайону.

– Здрасти, Тамара Васильевна, – на ходу отозвалась почтальонша и полезла в свою увесистую сумку за газетами.

– Есть что-нибудь для меня? – с невольным напряжением поинтересовалась Тамара.

– А как же, есть! – почтальонша вручила растерянной Тамаре свежий выпуск местной районной газеты «Пригород». – Держите. Программка, говорят, расширенная появилась.

– А письма?

– Только Динке! Сегодня чуть позже с Железногорска привезли. Отдать не успела. Она с утра уже забегала.

В руке Тамары оказался довольно пухлый конверт. Письмо было явно на нескольких листах. Ревность и обида тут же сжали сердце Тамары. Как Динке – так у него есть время талмуды писать, а как матери… Хоть бы строчку чиркнул.

– Видно, сильно брат-то Динку любит, раз пишет каждую неделю. Уже четвертое за месяц! – сама того не зная, подлила масла в огонь почтальонша. – Ну ладно, пошла я.

– Любит, – заторможенно эхом отозвалась Тамара, не сводя глаз с заветного письма, адресованного, увы, не ей.

И что значит «каждую неделю»? Почему она – Тамара – об этом не знала?! Ну, Динка! Ну, устроит она ей!

* * *

На плите выкипал суп. А на кухонном столе, накрытом цветастой клеенкой, лежало то самое злосчастное письмо, которое обжигало сердце ревнивой Тамары не хуже, чем только что сбежавший кипящий бульон руку.

– Четвертое, – мрачно констатировала Тамара, помешивая суп, поглядывая при этом на конверт. – Матери так одно за месяц написал.

Очередной недовольный взгляд на письмо, и вот уже оно в руках у Тамары. Любопытство взяло верх. Поняв, что на просвет ничего не увидишь, находчивая женщина поднесла письмо к кипящему супу, от которого как раз шел густой пар. Минута – и конверт «безболезненно» открылся.

На всякий случай выглянув еще раз в окно, Тамара поспешно распечатала конверт, судорожно пробегаясь глазами по строчкам, написанным красивым мужским почерком. Первая же фраза моментально вогнала женщину в ступор.

– «Любимая моя…»? Что это значит?!

По мере чтения лицо Тамары то и дело менялось: любопытство – неверие – отчаяние – злость и ревность. А еще непонимание…

– Как это? Какое еще офицерское общежитие? Что… Что это значит? «Заберу к себе», «отдельно от мамы»?

Тем временем во дворе послышался скрип ворот и звонкие голоса детей, о чем-то беззаботно болтающих с Клавдией Матвеевной, – они как раз вернулись с рынка.

– Ты там в городе сильно не шали, слышишь, Динка, – наставляла старшую внучку бабушка перед ее переездом в университетское общежитие.

– За мной там Валера присмотрит, – отшутилась Динка.

Хотя еще неизвестно было, кому за кем в их случае надо присматривать. В отличие от самостоятельной Динки, Ботаник в бытовом плане был совершенно не пригоден к самостоятельной жизни в городе. Ведь всю жизнь его опекала бабушка, которая сейчас остается в поселке.

Жизнерадостный Динкин голос слишком сильно контрастировал с тем адом, который заполнил в этот момент душу ее матери. Нервная Тамара трясущимися руками вернула листы в конверт, а само письмо спрятала в фартук.

– Не-е-ет… Не отдам! Петю она у меня уже забрала. Сашу – не отдам!

Не прошло и минуты, как на кухне появился сам источник вечного раздражения Тамары – Динка. Было легко предугадать ее первый вопрос.

– Почты не было?

– Что? – спохватилась Тамара, колдующая над супом, с нервной улыбкой глядя на дочь.

– Я говорю: почты не было еще?

– Нет. Не приносили еще.

Тамара врала легко и с упоением, ведь на карту было поставлено слишком много. Она искренне верила, что делает одолжение любимому пасынку, спасая его от безалаберной Динки, которая не стоила его.

Пока дочка наливала себе чай, Тамара уже придумала, что и как можно сделать, чтобы все в их жизни оставить на своих местах. Изображая искреннее радушие и любопытство, она, как бы между прочим, завела ни к чему не обязывающий разговор.

– Мне тут птичка на хвосте принесла… Тебе что, Миша предложение сделал?