Искусство быть - Эрих Фромм

* * *

Коль скоро мы обсуждаем проблему осознания и способность видеть прояснилась, отметим здесь, что самоанализ должен также заниматься осознанием реального в других людях так же, как и в социальной и политической жизни. Действительно, знание других зачастую предваряет знание самого себя. Ребенок в раннем возрасте наблюдает за взрослыми, уже смутно чувствуя реальность за фасадом, и начинает осознавать личность за маской. Став взрослыми, мы часто, прежде чем научимся видеть неосознанные стремления в себе, наблюдаем их у других. Мы должны осознать эти скрытые стороны в других, так как то, что происходит в нас, это не только интрапсихическое явление и, следовательно, может быть понято только за счет изучения происходящего в пределах четырех стен нашей личности, но также и межличностное явление, то есть сеть взаимоотношений между нами и другими людьми; я могу увидеть себя только с той степенью полноты, с какой я вижу себя в моем отношении к другим и в их отношении ко мне.

Увидеть себя без иллюзий не так и сложно для человека, если ему постоянно не промывают мозги, и он не лишен способности критически мыслить. Он думает и чувствует то, что он не думал бы и не чувствовал, если бы не непрерывные внушения и не сложные методы создания условных рефлексов. Если он не может видеть истинный смысл двойных стандартов, реальность за иллюзиями, он не осознает себя таким, как он есть, а лишь сочтет себя таким, каким должен быть.

То, что я могу знать о себе, до тех пор, пока я не познаю это сам, представляет собой во многом синтетический продукт. Большинство людей — включая меня самого — обманываются, не зная, что «защита» означает «войну», а «должное» — подчинение; что «добродетель» означает «повиновение» и «грех» неподчинения; что мнение о том, что родители инстинктивно любят своих детей, — это миф; что слава только изредка основана на вызывающих уважение человеческих качествах и даже на реальных достижениях — не очень часто; что история — это искаженные записи, потому что ее переписывают победители; что чрезмерная скромность не обязательно является доказательством отсутствия тщеславия; что любовь является противоположной стороной жажды и жадности; что все пытаются рационализировать свои злые намерения и поступки и показать их благородными и достойными; что стремление к власти означает преследование правды, свободы и любви; что современное индустриальное общество сконцентрировано вокруг принципов эгоизма, обладания и потребления, а не вокруг принципов любви и уважения к жизни, как говорят. Если я не могу анализировать неосознанные аспекты общества, в котором живу, то и не могу знать, кто я такой, потому что не знаю, какая часть меня — это не я.

* * *

Далее я хочу сделать несколько общих замечаний о методе самоанализа.

Чрезвычайно важно проводить его, как и медитацию и концентрацию, регулярно, а не только «когда вы в настроении». Если кто-то говорит, что у него не хватает для этого времени, он просто заявляет, что не считает это важным. Если у него нет времени, он может его найти, и настолько очевидно, что это вопрос важности, которую он придает самоанализу, что бесполезно объяснять ему, как он может найти время. Вероятно, я должен добавить, что не имею в виду, что самоанализ должен стать ритуалом, не допускающим исключений. Бывают, конечно, случаи, когда совершенно невозможно им заняться и его нужно сразу прекращать. Кроме того, процесс самоанализа не должен носить характер подневольной работы, обязанности, исполняемой с мрачным настроением, но все же необходимой для достижения определенной цели. Так же, как и результат, сам процесс должен быть освобождающим и радостным, даже если к нему примешиваются страдания, боль, беспокойство и разочарование.

Для каждого, кто не может помогать страсти взойти на вершину, должно казаться, что восхождение — это просто тяжелая работа и дискомфорт; и некоторые думают (я слышал это также в психоаналитической интерпретации альпинизма), что только мазохист может добровольно захотеть пройти через все эти неприятности. Альпинист не будет отрицать усилия и напряжение, но это составная часть его наслаждения, и он ни в коем случае не захочет их потерять. Не всякое «усилие» означает «усилие»; не каждая «боль» означает «боль». Боль работы отличается от боли болезни. Значение имеет общая ситуация, в которой прикладываются усилия или испытывается боль и которая придает им специфические качества. Это мысль, которую весьма трудно понять, потому что в нашей западной традиции долг и добродетель считаются строгими надзирателями; в действительности лучшим доказательством того, что вы поступаете правильно, служит то, что это неприятно, а доказательством противоположного является то, что вам нравится это делать. Восточная традиция полностью иная и гораздо более совершенная в этом отношении.

Она избегает противопоставления жесткой, твердой дисциплины и ленивого, мягкого «комфорта». Она нацелена на состояние гармонии, которая в то же время структурированная, «дисциплинированная» (в подлинном смысле этого слова), живая, гибкая и радостная.

В самоанализе, как и в психоанализе a deux, есть только одна сложность, о которой нам следует знать с самого начала: эффект вербализации.

Предположим, я встаю утром и вижу голубое небо и яркое солнце, я полностью осознаю окружающее, оно делает меня счастливым и более живым. Но мое ощущение состоит в осознании неба, моей реакции на него, а не слов, родившихся в мозгу, типа «Какой прекрасный солнечный день». Как только эти слова появляются, и я начинаю думать об окружающем этими словами, ощущения каким-то образом теряют свою интенсивность. Если вместо этого мне в голову приходит мелодия, выражающая радость, или картина, выражающая то же чувство, то ничего не теряется.

Граница между осознанием чувства и выражением этого чувства словами очень подвижна. Существует полностью невербализированный опыт и близкий к нему опыт, в котором слова выглядят как сосуд, который «содержит» чувство и все же не вмещает его, так как чувство постоянно течет и переполняет сосуд. Слово «сосуд» скорее похоже на ноту в нотной записи, которая является символом тона, а не тоном как таковым. Чувство может быть тесно связано со словом, но пока слово остается «живым», оно не вредит чувству. Но наступает момент, когда слово отделяется от чувства, то есть и от говорящего человека, и в этот момент оно теряет свою реальность, превращаясь в комбинацию звуков.

Многие люди ощущают эту перемену. Например, они испытали сильное, прекрасное — или ужасное — переживание. На следующий день, когда они хотят вспомнить его и выразить словами, они говорят слова, которые точно описывают чувство, но звучат сухо; ощущение такое, как будто эти слова просто были в их голове и не имеют никакой связи с тем, что люди чувствовали, когда это случилось[33]. Когда так происходит, вам нужно понять, что что-то пошло не так, что вы начали жонглировать словами, а не ощущать внутреннюю реальность; и вам нужно начать анализировать сопротивление, которое провоцирует человека на осмысление чувств. К таким мыслям о чувствах нужно относиться так же, как к другим мешающим мыслям.