Метаморфозы. Тетралогия - Марина и Сергей Дяченко

Замерев, Крокодил следил за тем, что происходило дальше.

С головы Тимор-Алка осыпались, как листья, все волосы. Облетели ресницы. Голый проломленный череп, покрытый розовой кровью, начал восстанавливать форму.

Под пальцами Айры вернулась на место надбровная дуга. Заново сложились разошедшиеся кости. Крокодил еле удержался, чтобы не закричать: длинные волосы Айры еще удлинились, отросли почти до пояса и за несколько секунд перетекли из черного в белое.

Прошла минута. Айра поднял голову; кожа на его лице потемнела и сморщилась, как кожура печеной картошки. Во впадинах щек, на висках, вокруг глаз проступила чернота. Глаза были очень ясными – таких ясных глаз у Айры Крокодил не видел никогда.

– Мне нужен донор, – сказал Айра непривычно высоким голосом. – Только с твоего согласия.

– Да, – пробормотал Крокодил, не вполне понимая, на что соглашается.

– Давай руку.

Крокодил протянул ему ладонь. Айра схватил его за запястье и сжал так, что Крокодил зашипел. Но боль моментально исчезла. Вообще – всякая боль.

Он увидел себя деревом… нет, не деревом, а клубком сосудов, волокон и веток со многими корнями. Опустившись на колени у тела Тимор-Алка на песке, Крокодил увидел себя системой, огромной, сложной, крохотной, как зернышко, колоссальной, как всемирный завод. По волокнам и сосудам пульсировали вещества и влага, рвались связи, высвобождая энергию, рвались тончайшие ниточки; нежные, мохнатые, похожие на ручных крысят, приходили пиявки и высасывали жизнь, силу, кровь.

Он терял жизнь с каждой секундой. Он чувствовал, как укорачивается тень, как уменьшаются руки и ноги, слепнут глаза и останавливается сердце. Он растворялся, как мыло, таял свечкой, брошенной в костер; силы сопротивляться почти не было – так властно его обгладывали и грызли, высасывая костный мозг.

Он перестал что-либо чувствовать. Потом пришел в себя; он лежал на спине, над ним было небо, но солнце съехало куда-то в сторону, как лыжная шапочка.

– Еще можешь отдать? – спросил кто-то над ухом.

Крокодил не сумел даже открыть рот.

Прошло несколько минут, а может быть, часов. Крокодил был счастлив обретаться в покое. Его перестали обгладывать, его оставили спокойно лежать; это был восторг, не ведомый молодым и здоровым.

Потом ему в горло влили несколько глотков воды. Две очень горячие ладони взяли его голову, как мяч, и Крокодил увидел себя надувным шариком. Он увидел себя одновременно снаружи и изнутри; внутренняя поверхность его была расписана сложными узорами. Поднимаясь все выше над условной линией горизонта, он с удивлением и огромным интересом разглядывал эти узоры, кое-где очень четкие, кое-где – только намеченные; он видел участки, где узоры смазались, либо были стерты, либо небрежно почерканы, будто дошкольник рисовал на обоях. Он научился различать свет и тени и поднялся, кажется, в стратосферу – но тут вдруг сделалось темно, и Крокодил целую секунду переживал неприятнейшее чувство обморока, падения в темноту. Потом у него на зубах захрустел песок.

Солнце стояло все еще высоко, только немного сдвинулось, просело за полдень. Крокодил с трудом сел; Тимор-Алк лежал на песке, все еще темном от подсохшей крови, и дышал, как спящий. Айры нигде не было видно.

Крокодил потрогал лицо: на месте щетины обнаружилась полноценная борода. Провел ладонью по груди: от вчерашних порезов остались шрамы. Он встал, подождал, пока перестанет кружиться голова; он был очень слаб – и непонятным образом деятелен. Видел каждую песчинку в отдельности, каждую мелкую тень, и многообразие оттенков и фактур радовало его, как прикосновение шершавого полотенца радует уставшего и озябшего пловца.

Тимор-Алк лежал на спине. На его гладком черепе проступала зеленоватая щеточка быстро отрастающих волос, над верхней губой зеленели тонкие подростковые усы. На шее билась жилка. Мальчик спал.

Крокодил оглянулся. К лесу тянулись несколько цепочек следов: Крокодил узнал свои. Потом нашел следы Айры и медленно, осторожно пошел, боясь наступать на них, рядом.

Следы оборвались, углубившись в лес, и Крокодил растерялся. Потом увидел в отдалении, в густом лесу, блеклые пятна среди зелени, услышал шорох – и, сжав зубы, двинулся вперед.

Трава захрустела под босыми ступнями. Высохшие кусты были похожи на мертвые кораллы. С деревьев тяжело опадали листья, вялые, вяленые, высушенные. Одно мертвое дерево, два, три…

Потом Крокодил увидел Айру. Тот стоял, обхватив ствол, в самом центре лесного бедствия. Дерево стонало в его объятиях, расставаясь с жизнью.

Айра обернулся.

Он выглядел почти обычно. Исчезла жуткая чернота, ушли морщины, лицо больше не напоминало вареный череп. Длинные волосы были неровно, ножом, укорочены и почти вернули черный цвет. Глаза, по обыкновению мутноватые, смотрели поверх Крокодила.

– Иди в лагерь, – сказал Айра, очень четко выговаривая слова. – И молчи.

Глава четвертая

– Итак, по итогам сегодняшнего дня… Кое-кто не прошел испытания и отправляется домой прямо сегодня.

Вечером, у костра, Айра выглядел обычно. Настолько обычно, что мальчишки, поглощенные своими проблемами, ничего – или почти ничего – не заметили. Только Крокодил видел, что Айра непривычно медлителен, что он говорит с моментальными задержками перед каждым словом и что в голосе его чаще обычного появляется хрипотца.

Тимор-Алк вернулся в сумерках и ни с кем не говорил, вообще ни с кем. Ушел в хижину и пролежал в гамаке, не поднимаясь, до самого ужина.

Крокодил поделился с ним печеным грибом. Мальчишка, вернувшийся с того света, принял угощение после секундного колебания. Поблагодарил кивком.

Сам Крокодил чувствовал себя странно. То мир вокруг казался обычным – насколько могут быть обычными джунгли на чужой планете. А то вдруг тело наполнялось горячей легкостью, как дирижабль, и Крокодил начинал видеть – смутно – узоры и переплетения на внутренней поверхности своей головы.

Это не было неприятно. Скорее непривычно. Крокодил терпел.

Айра пришел, когда совсем стемнело. Теперь он стоял, откинув голову, и переводил взгляд с одного напряженного лица на другое.

Почти все знали, что остаются. Почти все благополучно пересекли каменную дорожку над водопадом. Кроме…

– Бинор-Дан, тебя ждет лодка в бухте.

По толпе сидящих пробежал шелест. Многие покосились на Крокодила. Тот не дрогнул: за сегодняшний день он повидал столько, что мнение мальчишек не представляло для него интереса.

– Я не открывал глаза, – сказал Бинор-Дан, не шевелясь. Подростки, кру́гом сидящие у костра, переглянулись.

– Они сами открылись, потому что ты не хозяин себе, – Айра кивнул.

– Вы не видели моего лица, – упрямо сказал Бинор-Дан. – Вы не можете знать, что я открывал глаза.

Мальчишки переглянулись почти с испугом. Бинор-Дан в своем отчаянии переходил границы дозволенного.

– У меня есть показания камеры, закрепленной на том берегу, – мягко сказал Айра. – Это если ты