Сталин - Дмитрий Волкогонов

генерал-майор Гопич Н.И. – начальник Управления связи РККА;

генерал-майор Голушкевич B.C. – заместитель начальника штаба Западного фронта;

генерал-лейтенант Иванов Ф.С. – из резерва Главного управления кадров Наркомата обороны (ГУК НКО);

генерал-майор Кузьмин Ф.К. – начальник кафедры тактики Академии им. Фрунзе;

генерал-майор Леонович И.Л. – начальник штаба 18-й армии;

генерал-майор Меликов В.А. – начальник факультета Академии Генштаба;

генерал-майор Потатурчев А.Г. – командир 4-й танковой дивизии;

генерал-майор Романов Ф.Н. – начальник штаба 27-й армии;

генерал-лейтенант Селиванов И.В. – командир 30-го стрелкового корпуса;

генерал-майор Семашко В.В. – заместитель начальника штаба Ленинградского фронта;

генерал-лейтенант Трубецкой Н.И. – начальник Управления военных сообщений (ВОСО) Красной Армии;

генерал-майор Цырульников П.Г. – командир 15-й стрелковой дивизии.

Список не охватывает всех арестованных. Различна судьба этих людей. Некоторым удалось вернуться на фронт, иных на долгие годы поглотили лагеря, другие погибли.

В большинстве случаев Сталин просто санкционировал арест, но иногда и сам давал соответствующие указания. Например, 25 августа 1942 года в 5 часов 15 минут Сталин продиктовал в Сталинград телеграмму:

«Лично Василевскому, Маленкову

Меня поражает то, что на Сталинградском фронте произошел точно такой же прорыв далеко в тыл наших войск, какой имел место в прошлом году на Брянском фронте, с выходом противника на Орел. Следует отметить, что начальником штаба был тогда на Брянском фронте тот же Захаров, а доверенным человеком тов. Еременко был тот же Рухле. Стоит над этим призадуматься. Либо Еременко не понимает идею второго эшелона в тех местах фронта, где на переднем крае стоят необстрелянные дивизии, либо же мы имеем здесь чью-то злую волю, в точности осведомляющую немцев о слабых пунктах нашего фронта…»

Захарова и Еременко Сталин не решился прямо подозревать, а вот начальника оперативного отдела штаба фронта генерал-майора И.Н. Рухле Верховный явно заподозрил. Он не увидел закономерности в том, что немецкие военачальники ищут у нас наиболее слабые места и наносят удар именно там, а усмотрел причину такого положения в «злой воле», которая «в точности осведомляет немцев…». Для работников Особого отдела после такой телеграммы никакие аргументы больше были не нужны. Сам Верховный их указал… Генерал-майор Рухле Иван Никифорович тут же был арестован, но судьба была к нему милостива, и он в конце концов остался жив.

Сталин никогда не смог полностью отказаться от жестоких «игр». Но тогда всем казалось, что жестокое, отчаянное время оправдывает и жестокие меры «вождя».

В начале августа Сталин, как обычно, только под утро забылся тревожным сном. Едва голова коснулась подушки, и он сразу погрузился в какую-то глубокую и вязкую тьму. Сталин, как он однажды сказал Поскребышеву, очень редко видел сны. Его не мучили угрызения совести, не стояли перед глазами тени уничтоженных им сотоварищей по партии, он не слышал из прошлого голоса жены и погибших родственников. Его натура имела как бы моральные изоляторы, оберегавшие его сознание от душевных страданий, покаяния, угрызений совести. В его интеллекте, чувствах были заморожены, сблокированы те центры, которые должны были реагировать на проявления общечеловеческой нравственности. Во всяком случае, бессонница по причине дефицита совести его никогда не мучила.

А сегодня, забывшись на три-четыре часа, он несколько раз просыпался. Нет, не видения, не кошмары, не грохот канонады войны мешали спать Сталину. Он просыпался от горького запаха, от полынной горечи, точно такой же, как и много лет назад под Царицыном. Они тогда с Ворошиловым выезжали на позиции и на обратном пути остановились на несколько минут у кургана, чтобы съесть по краюшке хлеба. Сталин откинулся на траву и на несколько минут задремал в полынном облаке запахов раскаленной степи. В знойном мареве, под безбрежным жарким небом он почувствовал себя каким-то крохотным, беззащитным и ничтожным. Проваливаясь в бездну сна, он как бы поплыл по полынным волнам, словно щепка… Вот и сегодня ту давнюю горечь он явственно ощутил даже на вкус. Сразу вспомнив вчерашний ночной доклад Генштаба, стряхнул остатки сна. Полынная горечь неудач преследовала армию и ее Верховного Главнокомандующего почти на всем гигантском фронте.

Поднявшись и попив чаю, Сталин не поехал в Кремль, а приказал Шапошникову прибыть к нему к двенадцати часам и доложить обстановку на всех фронтах с выводами и предложениями. Без четверти двенадцать начальник Генштаба был на даче. Он подошел к разложенной на столе карте и негромко, тщательно подбирая слова, стал докладывать. Сталин даже подумал: «Как лекцию читает». Но перебивать не стал. «Лекция» была грозной, с полынным привкусом.

– Можно сказать, – четко формулируя мысль, начал Шапошников, – что начальный период войны нами проигран вчистую. Боевые действия уже идут на дальних подступах Ленинграда, в районе Смоленска и в районе Киевского узла обороны. Устойчивость обороны по-прежнему невысокая. Мы вынуждены более или менее равномерно распределять силы по фронту, не зная, где противник, сконцентрировав свои силы, завтра нанесет следующий удар. Стратегическая инициатива полностью в его руках. Дело усугубляется отсутствием на ряде участков фронта вторых эшелонов и крупных резервов. В воздухе – господство немецкой авиации, хотя ее потери тоже значительны. (Еще никто не знал, что к 30 сентября 1941 г. мы потеряем 8166 самолетов, т. е. 96,4 % того, что имели к началу войны.) Из 212 дивизий, входящих в состав действующей армии, укомплектованы на 80 % и более лишь 90 дивизий. На подступах к Ленинграду, – невозмутимо и несколько монотонно докладывал Шапошников, – оборона постепенно обретает упругость. Динамизм немецкого движения, похоже, сходит здесь на нет. Видимо, придется переводить весь флот в Кронштадт. Неизбежны крупные потери.

Смоленское сражение, – продолжал начальник Генштаба, – позволило нам остановить немецкие армии на самом опасном, Западном, направлении. По нашим подсчетам, – он заглянул в тетрадь, – в нем участвует более 60 немецких дивизий общей численностью около полумиллиона личного состава. Для уплотнения фронта, как Вы знаете, товарищ Сталин, еще в начале июля в состав Западного фронта переданы 19, 20, 21 и 22-я армии. Но недостаток войск по-прежнему ощущается, и дивизии часто строят боевые порядки в один эшелон. Наша попытка провести контрнаступление на этом направлении с участием 29, 30, 24, 28-й армий дала лишь частичный положительный результат, позволив 20-й и 16-й армиям прорвать кольцо окружения и отойти за линию фронта. Наше контрнаступление сорвало удар немцев.

– А какова в этом сражении роль Центрального фронта? – наконец перебил Сталин.

– Есть все основания полагать, что центр удара немецкой группировки сместится сюда. Но одноэшелонное построение фронта, имеющего всего 24 неполные дивизии, вызывает большую тревогу. Не исключено, что нам придется создавать здесь еще одну фронтовую группировку…