Чертополох и терн. Возрождение Возрождения - Максим Кантор

1) Фашизм – это ретроимперия. Фашизм мыслит масштабами империи; но это империя не оригинальная, это ретроимперия, то есть не органически возникшая, а созданная искусственно. Это вторичная империя. Империи Чингисхана или Ксеркса были первичны, они возникали органически и, сколь бы ужасна ни была власть в этих империях, – это не фашистские империи. Не всякое угнетение есть фашизм. Особенность ретроимперии в том, что данный тип власти возникает уже после опыта христианской морали, после республиканского закона и вопреки идеям гражданского равенства. Чингисхан и Ксеркс не опровергали республиканский идеал и христианскую доктрину – но ретроимперия фашизма опровергает опыт христианского закона и историю своей культуры. «Вторичность» фашизма есть его отличительный признак. Патриотизм фашистской империи не органический, но имплантированный в массы путем пробуждения племенных инстинктов, уже забытых; имперское строительство не естественно-историческое, но ретроспективное, по лекалам прежних империй; классицизм фашизма – это не стиль неоклассицизма, но принципиальный ретроклассицизм, воспроизводящий античную эстетику вне опыта христианской культуры, как если бы христианского искусства не существовало. Милан Кундера однажды сказал: «Фашизм – это кич», и это верно; природа дурновкусия в принципиальной вторичности. Вторичность отличает фашистскую ретроимперию от империи органической.

2) Фашизм – это язычество. Существует мнение, будто фашизм – это культ традиции (см. определение У. Эко); утверждение можно оспорить. Фашизм – это культ молодости и силы; культ обновления культуры; фашизм – это культ модернизма, а вовсе не традиции. Иное дело, что в поисках природной силы фашизм обращается в дохристианское время, в язычество; так поступали практически все «авангардисты» XX в., черпавшие силы в хтонической природе, в стихиях и элементах. Язычника можно именовать «традиционалистом», но это традиция не культурная, но корневая, хтоническая. Фашист – модернист, романтик, новатор по отношению к христианской традиции. В христианской цивилизации Европы фашизм – это языческий модернизм.

3) Фашизм – это узаконенное неравенство. Обращаясь к народу, пробуждая в массах племенное чувство, апеллируя к «братству», фашизм ссылается на социальные программы, и «социализм» всегда присутствует в программе фашизма; недавнее достижение фашистской идеологии – оксюморон «социалистическая империя». Однако культ национального здоровья и силы непременно приводит к неравенству хотя бы в спортивных достижениях, в способности к подвигу; превосходство по отношению к слабому и недостаточно храброму осознается как различие лучших и худших граждан империи. Не социальный закон, но способность служить общему делу – является критерием, по которому оценивается человек. Гражданин, не принадлежащий к титульной нации, не активно верящий в миссию народа, не доказавший преданности общему делу империи – становится гражданином второго сорта не потому, что так прописано в законе; напротив, закон фиксирует неравенство, возникшее в племени. Ретроимперия фашизма по видимости не капиталистическая и не декларирует имущественного неравенства; имущественное неравенство возникает неизбежно, как следствие неравенства гражданской значимости. И это неравенство фиксируется империей не как капиталистическое, но как сущностное.

4) Фашизм – это ритуал, заменивший знание; знак, заменивший образ. Ритуал и знак – компоненты языческой религии, и ретроимперия обращается к ним закономерно. Коллектив, масса, толпа не могут управляться знаниями, но должны управляться сигнальной системой, знаками, обрядом. Знак вытесняет образ из искусства, и ритуал замещает образование – это функционально. Знания транслируются в обществе согласно принятым идеологическим схемам, приобретая значение обряда. Эстетизм фашизма, красота массовых зрелищ, яркость и зрелищность – необходимы ретроимперии. Понятия «прекрасного», «блага», «добра» и т. п. используются с тем большим основанием, что ретроимперия заимствует их в глубине веков, не в декадентской цивилизации, но в мире первозданной силы. Так, знаковая система авангарда была востребована фашизмом в его пионерские годы, а классическая античная форма соответствует имперскому расцвету. И в том, и в другом случае – это идеологический знак, и «античная красота» использована фашистской эстетикой 1920–1940-х гг. функционально, как формы футуристов и супрематистов в 1910–1920-х гг.

Пикассо, создавая «дегенеративный» стиль, отрицал сразу все четыре пункта фашистского сознания. Его картины, притом что все в рисовании неправильно и диспропорционально, – это образы, но никак не знаки: картины существуют лишь для диалога одного с одним, но не для внушения толпе. Пикассо отвергает пропорцию – тем самым отвергает иерархию и выводит понятие «неравенства», которое присутствует во всякой перспективе, из картины навсегда. Пикассо сознательно не следует канону языческой «античной» красоты, воскрешая ту оппозицию «христианство – античность», которая существовала до Ренессанса.

В 1942 г. Пикассо пишет «Натюрморт с черепом быка» (Дюссельдорф, Музей Норд Рейн-Вестфалия). На фоне глубоко черного окна с крестовидным переплетом изображен череп; этот объект слабо напоминает натуру – изображен механизм с рогами, нарисована машина, возникающая из темноты. Это не образ черепа, но знак черепа; портрет знаковой системы фашизма. Пикассо помещает этот знак внутрь образной картины – интерьера с темным окном и крестообразной рамой, которая может напомнить о существовании иной точки отсчета.

Моделью военных лет служит Дора Маар: ее страстное лицо с черными глазами художник трактует так, что с точки зрения «классического» рисунка все параметры нарушены – профиль совмещен с фасом, разрушено все то, что так старательно выстраивали академии на протяжении веков. Эти портреты вошли бы с полным на то основанием в выставку «Дегенеративное искусство». Пикассо добивается того, что лицо одновременно и кричит, и молчит, и плачет – эмоции разорваны, как черты лица смещены. Рисование Пикассо отныне – это антиренессансное рисование, но в том лишь смысле, что это рисование антифашистское, а фашизм овладел античным академическим рисунком, присвоил античность, выхолостил. «Антиренессансное» рисование Пикассо выводит, таким образом, понятие и суть Ренессанса из системы палингенеза, отстаивает гуманистическую, неоплатоническую суть Ренессанса. Среди множества резких, рваных, кричащих форм того времени – есть вещь, которую Пикассо выполнил со всем смирением.

В эти годы Пабло Пикассо создает свое главное произведение «Человек с ягненком», величайшее произведение христианского гуманизма или, если угодно, «дегенеративного» искусства. Героем здесь является слабый человек, вовсе не античных пропорций, держащий на руках еще более слабого ягненка. Человек защищает ягненка – историю Доброго пастыря христианство заимствовало из Ветхого Завета. «Как пастух поверяет стадо свое в тот день, когда находится среди стада своего рассеянного, так Я пересмотрю овец Моих и высвобожу их из всех мест, в которые они были рассеяны в день облачный и мрачный» (Иез. 34:12).

Пикассо отлил статую из бронзы в 1943 г., но рисунки тушью выполнены намного раньше, тема не отпускала несколько лет. Зритель волен считать фигуру бородатого человека Иисусом, но, скорее всего, изображен Моисей, выводящий народ из плена египетского.