Зима мира - Кен Фоллетт

Берег был не совсем без охраны. Чак услышал грохот орудий, и на мелководье упал снаряд. Вреда он не причинил, но прицел наверняка поправят. С лихорадочной поспешностью перед лицом новой опасности морпехи прыгали с десантных барж на берег и бежали к деревьям.

Чак был рад, что решил поехать. Его отношение к работе над картами нельзя было назвать легкомысленным или небрежным, но ему было полезно увидеть своими глазами, как от того, правильно ли сделана карта, зависят жизни людей, когда малейшая ошибка может оказаться гибельной. Еще до этой высадки они с Эдди стали намного требовательней. Размытые фотографии они просили переснять, они расспрашивали группы разведчиков по телефону и с помощью телеграфа искали нужные карты в лучшем качестве по всему миру.

Он был рад и еще по одной причине. Он вышел в море, которое так любил. Он был на корабле, где было еще семьсот парней, и он наслаждался чувством товарищества, радовался шуткам, песням, тесноте переполненных кают и общим душам.

– Все равно что натуралу попасть в школу-интернат к девочкам, – сказал он как-то вечером Эдди.

– Однако так никогда не бывает, а это – бывает, – ответил Эдди. Он чувствовал себя так же, как Чак. Они любили друг друга, но посмотреть на голых моряков были не прочь.

Теперь же все семьсот морпехов как можно быстрее спускались с корабля и выбирались на сушу. И то же самое происходило на восьми других участках вдоль этого отрезка берега. Едва опустев, баржа, не теряя времени, разворачивалась и отправлялась за следующими; но все равно процесс этот казался отчаянно медленным.

Японский артиллерист, скрывающийся где-то в джунглях, наконец как следует прицелился – и, повергая Чака в шок, пущенный меткой рукой снаряд взорвался в гуще морпехов, разметав в стороны людей, винтовки и части тел, замусорив берег и окрасив песок кровавыми пятнами.

Чак в ужасе смотрел на это месиво, когда, услышав рев самолета и взглянув вверх, увидел японский «зеро», низко летящий вдоль береговой линии. Красные солнца, нарисованные на его крыльях, заставили его похолодеть. В прошлый раз он видел их в битве за Мидуэй.

«Зеро» начал обстреливать берег. Морпехов, высаживающихся с десантных барж, он застал беззащитными. Кто бросился ничком на мелководье, кто пытался спрятаться за корпусом судна, кто побежал к чаще. Следующие несколько секунд лилась кровь и падали люди.

Потом самолет улетел, оставив берег, усыпанный мертвыми американцами.

Секунду спустя Чак услышал, как он обстреливает следующий участок берега.

Он вернется.

Планировалось, что их будут сопровождать американские самолеты, но Чак не видел ни одного. Воздушное прикрытие никогда не бывает там, где оно нужно, то есть именно над твоей головой.

Когда все морпехи были на берегу, живые или мертвые, – лодки доставили врачей и бригады санитаров с носилками. Потом начали выгружать припасы: патроны, питьевую воду, еду, лекарства и бинты. Обратно десантные баржи увозили на корабль раненых.

Чак и Эдди, как дополительный состав, отправились на берег с припасами.

Рулевые уже привыкли к качке, и баржа приняла устойчивое положение – трап упирался в песок, а в корму били волны, и пока ящики выгружали на берег, Чак с Эдди спрыгнули в воду и пошли к берегу.

Из воды они вышли вместе.

И тут же заработал пулемет.

Видимо, он был в джунглях, метрах в четырехстах дальше по берегу. Находился ли он там с самого начала и стрелок просто выбирал подходящий момент – или его только что передвинули на эту позицию с другой точки? Эдди с Чаком, сгибаясь вдвое, бросились к линии деревьев.

Моряк с ящиком патронов на плече вскрикнул от боли и упал, уронив свой ящик.

Потом вскрикнул Эдди.

Чак, прежде чем смог остановиться, пробежал еще пару шагов. Когда он обернулся, Эдди покатился по песку, схватившись за колено.

– А, дьявол! – вопил он.

Чак вернулся и опустился рядом с ним на колени.

– Все в порядке, я здесь! – крикнул он. Глаза Эдди были закрыты, но он был жив, и, кроме колена, других ран Чак у него не видел.

Он поднял голову. Баржа, что привезла их, была еще у берега, ее разгружали. В считаные минуты он мог доставить Эдди на корабль. Но пулемет все еще стрелял.

Он переменил положение – теперь он был на корточках.

– Сейчас будет больно, – сказал он. – Ори сколько хочешь.

Он сунул правую руку под плечо Эдди, потом протиснул левую ему под ягодицы. Поднял его и выпрямился. Эдди завопил от боли, когда раздробленная нога свободно повисла в воздухе.

– Потерпи, милый, – сказал Чак. Он повернул к воде.

И почувствовал внезапную, невыносимую боль, пронзившую ноги, потом спину и, наконец, голову. В следующую долю секунды он подумал, что только бы не уронить Эдди. А в следующий миг уже знал, что уронит. Яркая вспышка ослепила его.

А потом мир прекратил существовать.

V

В свой выходной день Карла работала в еврейской больнице.

Ее уговорил доктор Ройтман. Из лагеря его отпустили, почему – никто не знал, кроме нацистов, а уж они не скажут. Он лишился одного глаза и ходил хромая, но был жив и в состоянии лечить.

Больница находилась в рабочем районе на севере Веддинга, но в ее архитектуре ничего пролетарского не было. Ее построили еще до Первой мировой войны, когда берлинские евреи были гордыми и процветающими. В комплекс входило семь элегантных зданий, расположенных в большом саду. Разные отделения были связаны между собой туннелями, чтобы пациенты и персонал могли переходить из одного отделения в другое, не выходя на улицу.

То, что там до сих пор находилась еврейская больница, было чудом. В Берлине осталось очень мало евреев. Их собирали тысячами и отправляли в специальных поездах. Никто не знал ни куда их везут, ни что с ними будет. Ходили невероятные слухи о лагерях уничтожения.

Те немногие евреи, что все еще оставались в Берлине, не могли обращаться за врачебной помощью, если заболеют, к арийским докторам и медсестрам. Поэтому по запутанной логике нацистского расизма больнице позволили быть. Работали там в основном евреи и другие несчастные, которые не подходили под определение «истинный ариец»: славяне из Восточной Европы, полукровки и состоящие в браке с евреями. Но медсестер не хватало, и Карла им помогала.

Больнице постоянно угрожало гестапо, крайне мало было припасов и особенно лекарств, недостаточно персонала, и почти не было средств.

Измеряя температуру одиннадцатилетнему мальчугану с поломанной ногой – он попал под бомбежку, – Карла нарушала закон. Преступлением было и то, что она таскала лекарства из своего госпиталя и приносила сюда. Но ей хотелось доказать, хотя бы себе самой, что не все покорились нацистам.

Закончив обход, она увидела за дверью Вернера в летной форме.