Жорж Санд, ее жизнь и произведения. Том 2 - Варвара Дмитриевна Комарова

Но не эта несложная фабула привлекает к роману, а его беррийская, деревенская, бытовая сторона, если и не впервые тут затронутая, то впервые так ярко выводимая автором уже не в качестве фона или аксессуара, а в качестве самодовлеющей цели. На сцене глухая беррийская деревенька, Тулль-Сент-Круа, лежащая в дикой и суровой местности, полной остатков и друидической, и римской старины и воспоминаний о средневековых битвах с англичанами. Все кругом полно сказаний и преданий, на всем лежит своеобразный таинственный колорит. И такой же своеобразный местный отпечаток, не говоря уже о героине, и на всех действующих лицах, особенно на второстепенных, как почти всегда у Жорж Санд, особенно удачных.[765] Инстинктивно-поэтическая, целомудренная и полудикая Жанна, не умеющая разобраться в своих верованиях и мечтах и формулировать их; ее мать – эта загадочная Туля; ее «тетка Готта» – сварливая, говорливая и жадная деревенская мегера; пономарь – он же могильщик – дядя Леонар, в силу самой своей профессии являющийся и ходячим альманахом всех местных суеверий и полнейшим позитивистом; его мальчишка Жанни, вечно погруженный в страхи от всех этих россказней; деревенский кюре-археолог, предавшийся изучению остатков местной старины и местных легенд; и подруга Жанны – лукавая и наивная Клавдия; и целая толпа деревенских кумушек, девушек, мальчишек – все они изображены с удивительной живостью и жизненностью. И все они не только говорят на своеобразном языке с местными словечками и оборотами, но и думают и чувствуют по-местному. Они суеверно верят в «ночных полоскальщиц», полощущих трупы некрещенных младенцев и преследующих всякого, кто вздумает остановиться или окликнуть их; и в «Великого Тельца», являющегося тем, кто «ищет тайну», а кто знает «тайну», тот знает местонахождение «клада», где-то зарытого под друидическими камнями в незапамятные времена, – «а может быть, и во времена англичан и Жанны д’Арк», – и стерегомого «фадами» или феями; царица же «фад» – это сама Царица Небесная – la Grand Fade, а с фадами надо жить в ладу, или, по крайней мере, по временам приносить им в жертву камешек или пучок травы. Мать Жанны, по мнению односельчан, знала «тайну» и передала ее Жанне; но кто хочет «знать», – тот должен и себя соблюдать, и соблюдать разные таинственные правила. Жанна тоже верит во все это, но верит и в архангела Михаила, архистратига всех небесных воинств, сливающегося в ее представлении с Наполеоном, изображение которого она поэтому и держит среди образов вместе со «Святой Жанной д’Арк» (заметим: тогда еще не канонизированной), и это потому, что оба они сражались с исконным врагом Франции, – с «англичанином». Все это так жизненно и в то же время так поэтично, что даже заключительные слова умирающей Жанны, представляющие самое неподдельное исповедание социальных теорий Леру и Луи Блана о том, что всеобщее богатство и счастье заключаются (и «найдутся») лишь во всеобщей солидарности людской, не портят впечатления от этого прелестного романа, одного из лучших Сандовских романов.[766]

«Жанна – первый роман, который я сочинила для печатания отдельными фельетонами», – говорит Жорж Санд (в «Заметке», предпосланной роману в Полном Собрании Сочинений, издававшемся Гетцелем в 1852-66 г.г.).

Эта манера требует особого искусства, которым я не постаралась овладеть, не чувствуя себя к нему способной. Это было в 1844 г., когда старый «Конституционель» помолодел, перейдя к большому формату. Александр Дюма и Эжен Сю уже тогда обладали в высшей степени искусством закончить главу на какой-нибудь интересной перипетии, которая должна была все время заставлять читателя находиться в ожидании от захватывающего дух любопытства и беспокойства. Таковым не был талант Бальзака, а еще менее мой. Бальзак, как ум более аналитический; я, как характер более вялый и мечтательный, – мы не могли соперничать, по части изобретательности и воображения, с таким изобилием событий и такими запутанными интригами. Мы часто говорили об этом с ним. Мы не хотели пробовать этого жанра не из презрения к нему или к чужому таланту. Бальзак был слишком силен, я же – слишком влюблена в свои умственные досуги и привычки для того, чтобы презрительно смеяться над другими, ибо насмешки – это зависть и, как говорят, она делает людей несчастными. Мы потому не захотели взяться за это, что чувствовали уверенность, что это нам не удастся, и что пришлось бы пожертвовать такими плодами работы, которые тоже имеют свою цену, менее блистают, но ведут к той же цели. Цель эта – изображение человека...»

Как бы то ни было, с грехом пополам, Жорж Санд справилась с поставлением вовремя Верону рукописи «Жанны».[767] Но когда автор «Вечного Жида» временно приостановил свои фельетоны, после первой серии странствований и приключений своего героя, а Верон стал торопить Жорж Санд с доставкой следующего романа, то Жорж Санд сначала испугалась, потом, что называется, «запросила пардону», а наконец, и окончательно отказалась от выполнения договора и предложила Верону вернуть ему полученные авансом 2500 франков. Впрочем, произошло все это не только вследствие невозможности к сроку представить работу, но, как увидим ниже, и по причинам более глубоким и внутренним. И этот новый роман, названный автором «По нонешним временам», так и ускользнул из рук предприимчивого редактора «Конституционнеля».

«М. Г, – пишет она Верону.[768] – «Вы меня чрезвычайно огорчаете, прося у меня роман на целый месяц раньше, чем это обусловлено нашими взаимными обязательствами. В этом заключается большой ущерб для моего здоровья и большая опасность для достоинства книги, над которой пришлось бы таким образом работать наспех, не имея времени ни дать созреть сюжету, ни сделать нужные справки, потому что нет такого ничтожного сюжета, который не требовал бы многих чтений и размышлений.

Я нахожу, что вы со мной обращаетесь немного чересчур как с затычкой. Мое самолюбие от этого не страдает, и я питаю слишком большое уважение и дружбу к Эжену Сю, для того, чтобы завидовать оказываемому ему вами предпочтению. Но если вы ему даете время, необходимое для того, чтобы развить его прекрасные и великие труды, то и мне также нужно время для того, чтобы отделать свои маленькие работы, и я не могу дать обязательство – оказываться готовой всякий раз, что остановки «Вечного Жида» того потребуют; точно также и заканчивать тотчас же, как только «Вечный Жид» будет готов вновь пуститься в путь вокруг света. Все, что я могу вам обещать, – это, что я сделаю все возможное, потому что искренно желаю сделать угодное вам.

Я уж обхожу