Ночи тайного агента - Георгий Иванович Киселев
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Иона развела руки. Она никак не могла вникнуть в алогичные на ее взгляд построения моего шефа. Свое недоумение выразила в жестах, на слова прекрасной блондинки не хватило. Все же в колечке ее эрудиция базировалась на электронной памяти. Поэтому реальная Иона научилась компенсировать пробелы в образовании вздохами, взглядами, жестами, иронией.… Но как прекрасно у нее это получалось!
— Но вы утверждаете о пригодности Муравьева ко всем аспектам жизни вне психиатрической клиники. Так зачем вам еще некие манипуляции с больным, — Острожский словно споткнулся на последнем слове. — Так вы вылечили или нет Муравьева?
— Вылечили, вылечили, — вмешался главврач. Просто наш прекрасный лечащий врач хотела выписать Муравьева идеально здорового. А идеально здоровых, как известно, в природе не бывает.
И он с усмешкой оценил мой поиск паразитов под мышкой, а Иона хмыкнула. Я готов был провалиться, сбежать, раствориться, но удалось только густо покраснеть. И, не удержавшись, раздавил ногтями последнюю «блоху».
— Выписывайте, выписывайте, — вынес окончательный вердикт главврач.
После решения медицинского светила разговор опять ушел в русло психиатрической специфики, и я вновь выпал из круга общения, отдавшись созерцанию. Ну, вы догадываетесь кого.
Сколько я находился в нирване? Миг или вечность? Само понятие время исчезло. Но меня пробудило рукопожатие. Все прощались, мило улыбаясь друг дружке и лопоча обыденную чушь. Я же, цепко удерживая Ионину ладошку, оттащил блондинку в угол зала. Красавица недоуменно таращила глаза, но терпела наглую выходку.
Иона интуитивно чувствовала — сейчас свершится чудо. Кто его не ждет? Насмешливая красавица не была исключением. А воображение иногда дорисовывает обыденность до сказки. Главное, не проглядеть чуда, ведь оно может рядиться даже в лохмотья. А Иона, как любая девушка мечтала о любви, и Иосиф вовремя свалился в девичьи грезы. Само Время выбросило его истерзанное тело и душу, вмонтированную в собаку. Сколько сил, души она вложила, заново лепя Иосифа. Она подсознательно влюбилась в свое творение, словно античный скульптор в ожившую Галатею.
— Мне необходима ваша консультация, — наконец выдавил я. Все-таки должность специального агента наделила долей решительности.
Я, в ожидании ответа, нервно поскреб бок. Но на сей раз Иона не хихикнула, а погладила мою небритую щеку. Я в который раз, но уже без ее подтрунивания покраснел. Я готов был провалиться на месте за щетину, собачьи привычки, неуправляемую любовь…
— От этого, — она выразительно посмотрела, на рефлекторно тянущуюся в поиск виртуальных блох руку. — Вы никогда полностью не избавитесь. Кусочек собачьего сознания стал неотъемлемой вашей частью. Мы не способны вас полностью разъединить, но зато и у пса появились новые человеческие свойства.
Она улыбнулась. Впервые в ее усмешке не читалась коварная насмешка.
— Но мне, хоть чуточку, можно помочь?
«О чем я говорю? О блохах?! Мне никогда не хватит смелости сказать ей правду. Влюбленный собакообразный человек, разве урод ей нужен?»
— Не сомневайтесь, можно.
— Вы не откажетесь встретиться вечером в неформальной обстановке, пообедаем и заодно обсудим мою реабилитацию? — во мне еще теплилась искорка надежды, а собачья хватка ничего не упустит.
— Хорошо просто согласилась Иона.
Я рассчитывал на здоровенную порцию едких насмешек, но простое согласие вновь смутило. Неужели я обречен рядом с ней постоянно краснеть? Но зато я никогда не испытывал большего подъема, радости, счастья!!! А еще мне показалось, что и она немного покраснела! Или мне только показалось?
2010 г.
Блоха
— А почему вы сами не беретесь испытывать свое детище?
— Честно?
— А как же еще?
— Видите ли… вы будете все видеть и ощущать глазами и ушами моего механизма. Вы практически забудете о своем теле, а вот поломки механизма отдадутся болью в вас.
— Так зачем же вы наделили механизм восприятием боли и эти отрицательные ощущения переадресовывать оператору?
— Видите ли… он мне дорог в прямом и переносном смысле. На его создание ушли годы моей жизни и огромные материальные затраты. Вот и пришлось срастить болевые восприятия механизма с его испытателем. А зачем они необходимы живым существам? Разумеется, для сохранения тела. Вот и вы станете беречь мое детище, словно себя самого — боль не позволит совершать ошибки управления.
Я взглянул на отливающий металлическим блеском крохотный механизм и усомнился: «Стоит ли управлять этой крохой? А если ее случайно раздавит какой-нибудь увалень, то вообще болевой шок отправит к праотцам?»
Словно угадав мои ощущения конструктор на сей раз стал заманивать, а не пугать: — Взгляните на ситуацию реально: такие деньги вы нигде не заработаете, да и негативные ощущения отфильтровываются предохранителями. Иначе говоря, боль не опасна для здоровья оператора. Ну что, согласны?
— Вы гарантируете безопасность? — на всякий случай уточнил, хоть и подсознательно понимал, что с «крючка» генерального конструктора уже не сорвусь.
А он, не моргнув глазом, соврал: — Конечно!
Я по глазам видел: врет. Но тем не менее согласился. Вроде не бедствую, не деньгами меня заманили, а просто показали необычную игрушку, вот и потянуло поиграть. Ведь настоящий инженер обязательно сунет любопытный нос во все сказочно новое. Ох, как умело заманивал в ловушку хитрый собеседник.
— Только предупреждаю: Блоха создана не только для изучения жизни насекомых, но также для нужд спецслужб. Так что соблюдение секретности обязательно.
— Когда испытывать? — мигом прервал ненужный торг. Меня глодало любопытство. Я прекрасно видел манипуляции рыболова с наживкой, но словно сомнамбула все глубже и глубже заглатывал приманку.
— А сейчас и начнем. Если вы не против?
— Не против.
— По сути начнем не с испытания, а так, с пустячка, с примерки механизма Блохи к себе. Короче: начнем с пробного управления серверами.
Вообще-то Блоха оказалась размером с небольшого жука, она могла ползать, бегать и даже отлично прыгать наподобие кусачей тезки.
Конструктор усадил меня в кресло, продолжая описывать способности своего детища, приклеил присоски с датчиками на руки и ноги, на голове закрепил ремешками шлем.
Сразу стало темно и тихо. «Словно в могиле», — сверлила мозг глупая ассоциация. Даже легкий страх проник в душу, но я его успешно не желал признавать. Но вот шлем ожил.
“Странно?” — подумал я. Я сидел в