Перст судьбы - Ирина Муравская

— Фу, ну и вонище от тебя, — поморщился один из офицеров, отрывая камеру. Их было четверо. Слишком много, чтобы просто принести завтрак.

— Вставай, — он грубо поднял ее и вытолкнул наружу.

Там ее подхватили другие двое.

— Куда мы? — хрипловатым голосом спросила Кэтрин.

— Куда? А ты как думаешь, ведьма? — усмехнулся тот, что держал ее слева. — Скоро у тебя встреча с создателем.

— Уже? — только и смогла прошептать девушка.

Значит, все. Сегодня она перестанет существовать. Ноги девушку по-прежнему не слушались. Полицейским пришлось все это время тащить ее на себе через весь тюремный коридор и вверх по лестнице. Кэтрин зажмурилась от яркого утреннего солнца, когда они вышли на улицу.

— Вдыхай свежий воздух в последний раз. — засмеялись тюремщики, заталкивая ее в карету, стоявшую рядом с входом. В этот раз два офицера залезли вместе с ней. Один спереди, другой сбоку от нее. Наверное, боялись, что приговоренная надумает бежать. Только Кэтрин не смогла бы этого сделать, даже если бы очень захотела. Силы полностью покинули ее. Просто держать голову на весу давалось с слишком тяжелым трудом. Где-то внутри даже сверкнула благодарность властям за столь быстро принятое решение. Мысль, что скоро все закончится и боль уйдет, успокаивала.

Кэтрин не знала, сколько карета ехала, и, кажется, вообще умудрилась на несколько минут потерять сознание, но очнулась, когда лошади резко затормозили. Девушка не удержалась и улетела на сидящего впереди офицера.

— Фу, слезь с меня, грязноковка! — зашипел он, отталкивая ту обратно на сидение. — Ты мне весь камзол испачкала. Ты что, не мог ее придержать? — завопил он на своего товарища.

— Прости, не успел, — начал оправдываться тот, когда дверцу кареты открыли.

— Все, вылезай, — подтолкнул ее первый офицер. Кэтрин почти кубарем вывалилась наружу. Ее подхватили только у самой земли.

Прищурившись, девушка пыталась привыкнуть к яркому свету. Несколько дней сплошного мрака дали о себе знать. Когда картинка, наконец, начала проясняться, Кэтрин увидела впереди большой позорный столб с разложенными вокруг вязанками хвороста и установленными с четырех сторон зажженными факелами. Тот самый позорный столб, что так пугал ее в первые дни в Салеме. А теперь этот столб приготовили для нее.

Дорога до него была расчищена с обеих сторон полицейскими, сдерживающими возбужденную толпу. Если поприсутствовать на судебном разбирательстве пришло чуть меньше половины города, то поглазеть на казнь ведьмы собрался абсолютно весь. Площадь едва вмещала столько людей сразу.

Ноги девушки еле передвигались. Но она, собрав последние силы, гордо подняла голову и, игнорируя перешептывания толпы, шла, окруженная конвоем стражи. В грязной, порванной рубашке, босиком, со спутавшимися волосами, бледным лицом, босыми замерзшими ногами и цепями на руках и ногах… Даже при всем при этом Кэтрин была непоколебима. Люди смолкали, стоило ей пройти мимо. Она холодным презрительным взглядом скользила поверх их голов, не удостаивая вниманием. Если ей суждено умереть, она сделает это с высокоподнятой головой и без страха в глазах.

Они подошли к столбу и девушку втащили на постамент. Ноги кололи острые ветки хвороста, трескающиеся под весом. Офицеры соединили цепи на ее руках с крюками, вбитыми в столб.

Кэтрин посмотрела наверх. Яркое теплое солнце приятно грело кожу, свежий воздух холодил царапины на теле. Это было ее последнее утро. У девушки промелькнула безумная мысль: если она умрет здесь, прах так и останется в этом мире или все же вернется домой? Хотя какая разница? Ей-то уже будет все равно.

Девушка, наконец, взглянула на толпу собравшихся. Их отделяли от нее каких-то несколько шагов и снова стоявшие на посту офицеры. Кажется, сегодня здесь собралась и вся полиция города в придачу.

Странно, но гнева или злости она ни к кому не испытывала. Ни любопытство толпы, ни их предвкушение предстоящего зрелища, ни все эти унижения, через которые девушке пришлось пройти — ничто это не могло скрыть настоящей истины. Страха в глазах каждого.

Они все боялись ее, боялись своей жизни, боялись вообще всего, что хоть как-то нарушало их привычные мирные будни. Эти люди, что стояли сейчас здесь никогда не узнают, что через триста лет мир будет совсем другим. Что женщины будут бороться за равные права с мужчинами. Что по дорогам станут разъезжать автомобили, которые навсегда заменят кареты. Что низкие деревянные дома сменятся бетонными многоэтажками. Что истории о ведьмах перестанут пугать кого-либо, а вместо этого станут популярной темой для книг и нарядов для вечеринок. И ей было жаль их. Не себя, ту, что умрет через несколько минут. А их: эту толпу и этот город. Она знала то будущее и знала, что оно обязательно настанет. Она был там. Ей выпал шанс жить в нем.

Сколько бы Кэтрин не всматривалась, она так и не нашла в толпе Джека. Кажется, моряк решил, что такое зрелище не для него. Что ж ему хотя бы в отличие от нее самой хватило духу прийти попрощаться. Зато вот Рейн стоял впереди всей толпы, обнимая за талию Пару. Сегодня та не сверлила ее взглядом. Наоборот, усердно отводила глаза в сторону. Рейн же, приветливо помахав рукой, широко улыбнулся Кэтрин. Чертов ублюдок.

Левее них, стоял отец Лукас в белой рясе, большим крестом на шее и с прижатой к груди библией. Его глаза были полны грусти. Как человеку, посвятившему себя служению своему создателю, такие мероприятия как это приносили невыносимую горечь чистой душе. Преподобный был хорошим человеком. И он поверил в ее невиновность. По крайней мере, верил до случившегося в зале.

Толпа чуть расступилась, пропуская вперед губернатора города. Он подошел почти к самой платформе и обвел взглядом собравшихся. Сегодня он тоже облачился в рясу, только в отличие от священника, та была черной.

— Это, — он ткнул пальцем на Кэтрин. — Напоминание нам всем о том, как важно беречь свою душу. Мы боремся за право сохранить веру в бога и не позволить дьяволу завладеть нами. Я сожалею о каждом, кто забыл об этом и переступил черту.

Он кивнул отцу Лукасу и тот вышел вперед, открывая библию. Священник несколько минут зачитывал молитву, неторопливо шагая мимо подготовленного костра. Молитва была обращена к спасению душ грехопадших, просьбе Господа простить, помиловать и позволить обрести покой в его небесном мире. После каждого четверостишья он крестился сам, крестил прикованную девушку и целовал свой крест. Закончив, преподобный повернулся к ней.

— Желаешь ли ты очистить свою душу перед смертью, чтобы она не попала во власть дьявола в том мире?

— Нет, — ответила Кэтрин, стараясь сохранить голос как можно более твердым. — Не желаю.

— Это горько слышать, — вздохнул преподобный.

Он остановился возле губернатора.

— Большего я не могу сделать.

— Вы сделали достаточно, — кивнул тот ему и повернулся к девушке.

— Твой последний шанс покаяться.