Час ведьмы - Крис Боджалиан

Но в остальном ее будущее скрывал туман неизвестности. Она останется в Бостоне с родителями? Будет жить одна неподалеку? Или, может быть, вернется в Англию и поселится с кем-нибудь из братьев?

Нет. Этого не будет. Ей всего двадцать четыре. Пусть Господь не подарил ей детей, но все-таки нет причин полагать, что он отвел ей жизнь одинокой старой девы. Она снова выйдет замуж, причем здесь, среди набожных, благочестивых людей. Она встретит хорошего человека — не повторит ошибку, совершенную в первый раз. И это будет нетрудно: даже за последние пять лет колония значительно разрослась. К тому же, как заметил Валентайн Хилл, она будет завидной невестой. Ее приданое в таком случае будет включать в себя треть имущества Томаса Дирфилда и все, что полагается ребенку — пусть и дочери — известного торговца Джеймса Бердена.

И вновь ее мысли обратились к Генри Симмонсу, а подумав о нем, она перестала волноваться о завтрашнем дне, послезавтрашнем и вообще о том, что станется с ней в будущем. Ее дрожь прекратилась, и она даже забыла о своей руке. На долгий упоительный миг боль исчезла, сгорела, точно утренний туман в гавани под лучами солнца.

— Мэри!

Она посмотрела на мать. Все взгляды были обращены к ней.

— Мэри, о чем ты думаешь?

— Прости, мама. Что ты говорила?

— Валентайн спрашивает: ты не думала попросить содействия церкви? Мы еще не разговаривали со старостами церкви.

Мэри обернулась к Валентайну Хиллу.

— Нет. Нам с Томасом не нужны посредники.

— Я мог бы поговорить с преподобным Нортоном, — сказал он. — В случае если вы передумаете.

— Как и мои родители. Как и я. Но мы не будем этого делать. Я этого не желаю.

— В таком случае, я полагаю, он сам придет поговорить с вами.

— Пусть будет так. Я не отступлюсь от своего решения.

— Что ж, очень хорошо, — сказал Валентайн Хилл и оторвал кусочек индейки большим и указательным пальцами. Не глядя ни на кого, он пробормотал себе под нос:

— Вы порой так уходите в свои мысли, Мэри. Словно вы под заклятием.

Мэри, как обычно, сидела вместе с матерью в церкви, но Кэтрин в то воскресенье предпочла устроиться в дальнем углу храма, на второй от края скамье, как можно дальше от Мэри и Присциллы Берден. Хоть Кэтрин и жила у Хаулендов, она не села рядом с Бет, а присоединилась к группе служанок из города, которым всем было под двадцать и среди которых Кэтрин, возможно, была самой старшей. Мэри заметила ее только на третьем часу утренней службы, когда решила размять шею и повернула голову. Ее служанка не сводила глаз с Томаса. Мэри не видела Кэтрин с тех пор, как та сбежала из дома в ту ночь, за несколько мгновений до того, как Томас решил пронзить жену вилкой. Но Мэри была наслышана о деятельности Кэтрин за последнюю неделю: девушка рассказала матушке Хауленд, что видела Мэри ночью на дворе с зубьями Дьявола в руках, а Бет уже рассказала кое-кому (и наверняка не только ему) из их общих знакомых. Когда Мэри встретилась с Ребеккой Купер у портного, у которого они обе заказывали осенние ботинки, — только Ребекка покупала обувь себе и двум своим детям, — подруга сообщила ей, что Кэтрин поделилась с Бет своими абсурдными подозрениями. По словам Ребекки, Бет не отрицала того, что у служанки истеричная натура, но Мэри в ее глазах это не оправдывало. Ребекка не думала, что Бет или Кэтрин намерены обвинить Мэри в колдовстве, но подозревала, что причиной тому был только их страх перед авторитетом ее семьи и ее положением в обществе.

— Еще может быть, — предположила Мэри, — что она не выдвинет этого обвинения, потому что я не ведьма и не одержимая, и она знает, что это так.

Мэри видела, что Томас поглядывал на нее во время службы: его лицо попеременно выражало то тоску, то угрозу. В один миг казалось, что он скучает по ней, его обрамленные морщинами глаза словно умоляли ее вернуться, а в следующий его лицо становилось злым и жестоким — и она видела в нем того человека, который швырнул ее на холодный пол. Мэри заметила и своего зятя, Джонатана: он сидел рядом с отцом и тоже смотрел на нее. Он работал на улице, строил новый дом, и его лицо покрывал приятный глазу загар. Его жена Перегрин устроилась несколькими рядами позади Мэри. Это была прекрасная пара. Мэри знала, что завидует Перегрин, и ее попеременно захлестывали волны стыда и желания, хотя она не понимала, какое из этих чувств сильнее. Но было очевидно, что ее жизнь была бы намного легче и приятнее, проводи она дни (и ночи) с мужчиной ее возраста и складом ума, как у Джонатана.

Когда службу прервали на обед и прихожане направились к выходу из церкви, чтобы подкрепить свои силы, Мэри оставила мать, Абигейл и Ханну и устремилась вслед за Кэтрин. В качестве извинения она пробормотала, что не хочет столкнуться с Томасом, но ее мать наверняка поняла, что причина этой внезапной отлучки другая: Томас вовсе не пытался пробиться к ним через толпу.

Мэри увидела, что девушка пошла по улице к ее прежнему дому, чтобы приготовить хозяину обед; она ускорила шаг и нагнала служанку там, где рыночная площадь граничила с участками богатых семей.

— Доброго воскресенья тебе, — сказала она Кэтрин.

Во взгляде, которым ответила ей девушка, читалось скорее раздражение, чем тревога. Но тем не менее она вежливо ответила:

— Доброго воскресенья, — и пошла дальше.

— Утро сегодня зябкое. Вот и наступила осень.

— Да, — кивнула девушка.

— Томас хорошо с тобой обращается? А господин Хауленд и его супруга?

— Да.

Тут Кэтрин обратила внимание, что Мэри надела перчатку только на правую руку, а левая замотана тканью, и сказала:

— Я слышала о несчастном случае.

Мэри покачала головой.

— Ты знаешь, что это был не несчастный случай.

— С чайником, — договорила девушка.

— С зубьями Дьявола, — поправила Мэри, — и с твоим хозяином в качестве пособника Дьявола.

— Вы обвиняете его в колдовстве? — пусть Кэтрин чересчур эмоциональна, но в наблюдательности ей не откажешь. Она слышала сарказм в голосе Мэри и ответила соответствующим тоном. Тем не менее Мэри продолжила осторожно:

— Конечно, нет. Но я намерена обвинить его в жестокости.

— Это ваше право.

— Ты тому свидетель.

— Чему?

— Тому, как со мной обращались. Тому, что он говорил и что делал.