Принцип удовольствия - Эмма Аллан

Отдышавшись, они возобновили свою пылкую игру. Каждыйстарался доставить партнеру как можно больше удовольствия. Катаясь по кровати,они без устали отдавались сладострастным ласкам, все больше входя во вкус. Джекдолбил лоно Нади, как огромный пест ступу, он безжалостно выворачивал еенаизнанку, как гурман раскрывает створки устрицы, стремясь добраться до еесладкой и податливой сердцевины. Она потеряла счет испытанным мгновениямблаженства, все ее нервы оголились и натянулись, словно струны арфы. И своимвеликолепным инструментом Джек Гамильтон извлекал из нее подлинную симфониюзвуков. Она бесстыдно терлась клитором об основание его фаллоса, млея от егопроникновения в лоно, извивалась, визжала, выла и стонала.

Джек тоже испытал многократный оргазм, но ни разу не извлекпениса из влагалища. Он лишь замедлял темп телодвижений или застывал на Наде накороткое время, а потом вновь начинал внедряться в нее, мощно обрушивая своичресла на ее ягодицы и бедра, прижимаясь мускулистым торсом к ее упругим грудямс торчащими сосками. Не проходило и минуты, как Надя вновь кончала, и тогда всеначиналось сначала.

В конце концов они пресытились этими забавами и решилипередохнуть. Надя принесла на подносе цыпленка, салат и вино, и они с аппетитомпоели, усевшись по-турецки на кровати. Едва лишь Джек подкрепился, у него сновавозникла эрекция.

– Со мной такого раньше никогда не было, –признался он, разглядывая ее промежность.

– И со мной тоже, – сказала грудным голосом Надя.

Это действительно было так. До знакомства с Гамильтоном онане была столь безудержно сладострастной. Джек открыл для нее новые ощущения,раскрыл тайны ее либидо, отладил механизм ее сексуальности. Каждый его жест ипоцелуй был пронизан чувственностью и возбуждал ее. Звук его голоса ласкал ейслух, от одного лишь его взгляда она млела.

Она отнесла остатки ужина на кухню и, возвращаясь, взглянулана мольберт с незаконченной картиной. Одна из обозначенных контуром фигурнаполнилась содержанием и превратилась в странную даму с мужскими чертами лицаи мускулистым телом. Вторая фигура была начата, но не дорисована до конца. Вней тоже угадывалась женщина. Надя застыла, пораженная увиденным.

– Подойди ко мне, – позвал ее Джек.

Словно сомнамбула, она подчинилась. Он затащил ее на кроватьи, уложив на спину, стал жадно целовать ее живот, груди, соски, шею, уши, губы.Потом он начал медленно сползать, проводя языком влажную полоску до лобка, ивпился ртом в клитор. Волна неописуемого блаженства окатила Надю с головы доног. Сердце бешено заколотилось, дыхание участилось.

Она раздвинула ноги, давая Джеку возможность поглубжепросунуть язык в росистое лоно. Дрожа от нетерпения и сопя, он раздвинулпальцами срамные губы и стал вылизывать стенки влагалища. Потом он переключилсяна клитор – стал обводить его кончиком языка, раскачивать из стороны в сторонуи покусывать. Надя закрыла от удовольствия глаза. Новый оргазм созревал внедрах ее лона. Она была настолько поглощена своими ощущениями, что неуслышала, как открылась входная дверь и кто-то подкрался к кровати. Креальности ее вернул женский голос:

– А у него неплохо это получается, не так ли?

Надя открыла глаза и увидела Яну Гамильтон. Но даже шок,охвативший ее в этот миг, не мог сдержать лавину оргазма. Возможно, пусковоймеханизм запустила сама Яна своим появлением здесь в решающий момент. Так илииначе, но стоило Наде заметить в ее темных глазах похотливые искры, как тело еесодрогнулось и выгнулось дугой над кроватью, а изо рта вырвался сладострастный стон.

– Отличное зрелище, – сказала Яна, когда Надяуспокоилась.

В жизни она оказалась гораздо красивее, чем на фотографиях.Высокая и стройная, с черными блестящими волосами, она завораживала своейбелозубой улыбкой и очаровывала резкими чертами лица. Но особенновыразительными были ее лучистые темно-карие глаза.

Она была в плотных обтягивающих брючках из лайкрыбелоснежного цвета и высоких сапогах. Сквозь черный шифон блузы просвечивалкружевной бюстгальтер.

Яна бесцеремонно присела на кровать. Джек неохотно оторвалсяот промежности Нади и посмотрел на жену полубезумным взглядом. Она поцеловалаего в губы и слизала соки Надиного лона с подбородка, причмокнув отудовольствия.

– Очень вкусно! – воскликнула она, глядя на Надю,и потянулась к ее обнаженным грудям.

Наступил решающий момент. Рука медленно приближалась к еесоскам, Надя завороженно следила за пальцами, тянувшимися к соску, не в силахни принять какое-то решение, ни пошевелиться. Но она чувствовала, что утратитнад собой контроль окончательно, как только красные ноготки Яны прикоснутся кней.

Ей почудилось, что душа ее покинула телесную оболочку инаблюдает все происходящее сверху. Ей хотелось оттолкнуть Яну, вскочить,одеться и покинуть этот вертеп. Но тело словно бы вросло в кровать, и по немууже пробегали сладостные огоньки похоти. Рука Яны сжала ее грудь.

– Не надо, – вяло промямлила Надя.

– Надо, – сказала Яна и крепче сжала грудь,развратно усмехаясь.

Грудь пронзили тысячи иголок, искры побежали по всемуНадиному телу. Сосок разбух еще больше, по коже пошли багровые пятна, клиторвысунулся из срамных губ, из лона потек пахучий сок, пульс участился. Яна сжаладругую грудь.

– Ты славная девочка, – сказала она, и всезавертелось перед глазами Нади. Весь ее прежний мир рухнул в один миг, и самаона преобразилась. Едва лишь Яна наклонилась, чтобы ее поцеловать, как она срадостью подалась ей навстречу. Их губы слились в поцелуе, он длился бесконечнодолго, знаменуя поворотный момент в сознании Нади. Отныне она стала иной и нежелала возвращаться в прошлое.

Яна встала с кровати, сняла блузку, расстегнула молнию наголенищах сапог и, приспустив брючки, снова села и сняла их вместе с сапогами,оставшись в белых шелковых панталонах.

Надя посмотрела на Джека. Он отвел взгляд, в котором, как ейпоказалось, промелькнуло сожаление о случившемся, и уставился на жену. Яна быладостойна того, чтобы ею любовались. Ее фигура не имела изъянов. Прекрасносложенная и ухоженная, она была создана для глаз художника и ласк любовника.Движения Яны были размеренны и грациозны, подчеркивая элегантность ее облика.Она расстегнула бюстгальтер, и Надя впилась взглядом в тугие округлые груди стемно-красными сосками. Внезапно Надю охватила страсть. Ей захотелось пощупатьэти груди и засунуть руку в промежность Яны, сделать с ней то же самое, что онакогда-то делала с Барбарой.

Яна встала коленями на край кровати и начала ее целовать.Джек внимательно наблюдал все это, член его встал и дрожал. Яна облизала плечии шею Нади и начала сосать ее грудь. Надя раскинула пошире ноги и задрожала впредчувствии новых ласк, издав страстный стон.

Язык Яны проник в ее лоно, она стала целовать срамные губы иоблизывать клитор. Надя застонала громче. Рот Яны оказался значительно болеенежным, чем рот Джека, и промежность Нади начала плавиться. Язык Яны топроникал в ее влагалище, то теребил клитор. У Нади перед глазами поплылиоранжевые круги, на нее нахлынули давно забытые воспоминания. Рука Яныпогладила ее по наружным губам, но не сжала их, а раздвинула, просунув внутрьдва пальца. В следующий миг другой ее палец проник в анус Нади. Потом онаначала совершать возвратно-поступательные движения, имитируя движения мужскогочлена. Это было божественно. Наде вспомнилось, что однажды так сделал ее бывшийсупруг. К сожалению, этого блаженства ей больше не пришлось с ним испытать. Носейчас, словно бы компенсируя упущение ее бывшего мужа, Яна глубже ввела пальцыв оба ее тайных прохода и стала активно тормошить языком клитор. Ощущения отдействий Яны наложились на воспоминания, всплывшие из глубин памяти Нади, исловно наяву стали необыкновенно яркими. У нее перед глазами возникло лицоподружки юности Барбары. Оно вдруг превратилось в огромный раскрытый женскийрот – и вспышка нового оргазма ослепила Надю. Ей стало жарко и неописуемохорошо. К этому приторно-сладкому блаженству примешалось и чувство вины. Но какэто ни странно, оно не испортило ей настроение, как портит ложка дегтя бочонокмеда. Напротив, приятные ощущения Нади стали острее, в ней взыграла кровь: ведьне случайно сказано, что запретный плод самый сладкий! Не трепещет ли сердце,как птичка в клетке, именно потому, что ее вовлекли в свальный грех?