Миром правит любовь - Эйна Ли

Подняв голову, он снова окунулся в восхитительный вкус ее губ.

– Не останавливайся, Зак. На несколько мгновений заставь меня забыть всех, кроме тебя и меня.

Эти слова обдали его холодом. В ее глазах блестели слезы, она выглядела такой беспомощной и ранимой. Проклятие!

Он никогда не желал так сильно какой-либо женщины, как ее сейчас, – но не мог сделать этого. Он бы проклял себя, если бы воспользовался ею, как этот Старджес.

Он запахнул на ней платье, затем поцеловал в кончик носа.

– Я не хочу пользоваться своим преимуществом. Я обещал, помнишь? Прости меня, Роуз.

Даже в темноте он мог с уверенностью сказать, что она покраснела.

– Да, мы слишком увлеклись. Этот твой поцелуй оказался слишком сильнодействующим, – смущенно проговорила она. – Я со своей стороны тоже приношу тебе извинения.

Не боясь показаться невоспитанным, он наблюдал за тем, как она застегивает пуговицы и поправляет растрепавшиеся локоны. Зак чувствовал, что снова наполняется страстью. Наверное, он самый большой дурак из тех, что ходят под Богом.

Спустив ее голову с колен, он поднялся.

– Сколько тебе лет, Роуз?

– Двадцать один. А тебе?

– Двадцать два.

– Ты когда-нибудь влюблялся? – спросила она серьезно.

– Нет. Никогда не позволял себе. Любовь означает привязанность. Дети, работа на ранчо. Я не люблю, когда меня держат на привязи – даже на очень длинной.

– Значит, ты не любишь обязательств.

– Называй это, как тебе нравится. Я не собираюсь жениться.

– Вот поэтому я и решила, что выйду замуж только за богатого человека. И к тому же мне не нужна любовь.

– А я всегда думал, что ты хочешь влюбиться и выйти замуж.

– Если я вынесла Уэса Старджеса, то мне под силу выдержать любого – если только он будет богат.

– Ты и теперь живешь не на улице, Роуз. Тебе не найти оправдания тому, чтобы выйти замуж за деньги. Это ничем не отличается от обычной проституции.

Должно быть, он задел больное место, потому что она с гневом обернулась к нему.

– Я жила самостоятельно с семи лет! Мне бы очень хотелось, чтобы кто-нибудь заботился обо мне – ухаживал за мной и все такое. Вы знаете, что это значит для меня, Зак? У вас есть какая-нибудь идея на этот счет? Никакой борьбы с садистскими законниками или отбросами общества! Не беспокоиться о том, что я буду есть в следующий раз. Не получать приказания от людей, даже вполовину не таких умных, как я. И все, что я должна буду делать, – это быть чьей-то женой. Вы можете назвать это проституцией или любым другим словом, каким хотите, но как вы можете хоть на минутку поверить, что я не проникнусь самой искренней любовью к человеку, который даст мне это душевное спокойствие?

Он сочувствовал ее лишениям, которые она перенесла в юности, но ее взгляды показались ему насмешкой над браком его родителей, его тетушек и дядюшек.

– Если тебе нужна только безопасность, любой человек, который полюбит тебя, будет о тебе заботиться. Это необязательно должен быть богатый человек. Но быть может, тебе нужно что-то большее, чем просто любовь и безопасность. Ты уверена, что стремишься к этому не из-за роскоши или социального положения, неизбежно связанных с богатством?

– Я хочу респектабельности! – выкрикнула она. – Богатый или бедный, мужчина может лгать, воровать или даже оскорблять женщину, и все равно он остается мужчиной. Но одно неверное движение со стороны женщины – и она вдруг оказывается для всего света шлюхой и распутницей. Так что девушка, выросшая в трущобах Нового Орлеана, не достойна престижного замужества, не так ли, Маккензи? Даже оборванец вроде тебя думает, что ей суждено всегда жить в трущобах, где она выше головы не прыгнет.

Роуз почувствовала себя обманутой. Она думала, что, если он тоже падал и совершал ошибки, он должен понять ее. На несколько дурацких секунд она позволила себе сдать позиции, уверила себя в том, что он совсем другой. Но он точно такой же, как и все остальные дрянные мужичонки, с которыми ее сталкивала судьба: если они не получат своего, то все обгадят.

Она встала и отряхнула платье.

– Я хочу вернуться обратно. Уже очень поздно. Обратно они ехали в молчании. Когда они добрались до пансиона, Зак спрыгнул на землю и помог ей спуститься из коляски.

Роуз не хотелось расставаться с ним в ссоре, поэтому она отбросила свой гнев и попыталась проявить некоторое великодушие.

– Спасибо, Зак. Было очень чутко с вашей стороны предложить мне прогулку.

– Мне очень жаль, Роуз. Учитывая жизнь, которую я веду, у меня нет права критиковать твой выбор. И я сожалею, что наши парни набедокурили в ресторане сегодня вечером.

– Что у вас общего с этими людьми, Зак? Я чувствую, что в глубине души вы хороший человек, но если вы якшаетесь с этой сворой шакалов, вы закончите свою жизнь на виселице.

– Что тебе за дело, умру я на виселице или от старости в своей кровати?

Она была рада, что темнота скрывает от него ее лицо.

– Мне кажется, я бы не хотела видеть вас в беде.

Он шагнул ближе и погладил шелковистые пряди ее волос. Его близость опять заставила ее вспомнить о том, что едва не случилось недавно. Кровь в ней снова закипела, а ведь совсем недавно она уже совсем было успокоилась.

– Твои рыжие волосы настоящие, Роуз? – спросил он. Вопрос, заданный хрипловатым голосом, прозвучал как объяснение в любви. Она рассердилась на себя за то, что опять позволила себе раскиснуть.

– Волосы настоящие, а веснушки на носу я специально подрисовываю.

Попытка Роуз свернуть разговор в шуточное русло позорно провалилась, потому что он отпустил ее волосы и провел пальцем по носу. Нежное прикосновение еще сильнее взвинтило ее.

– Мне нравится, они такие симпатичные. Они разоблачают в тебе маленькую девочку, которая зачем-то надела маску суровой тетки.

Взгляд его темных глаз говорил совсем о другом. Он поцеловал ее в лоб и сказал:

– Спокойной ночи, Роуз.

Она смотрела ему вслед и изо всех сил прижала руки к губам, чтобы не крикнуть ему, прося вернуться.

Едва Роуз добралась до своей комнаты, как к ней постучались, и вошла Кейт.

– Роуз, завтра будут отмечать Четвертое июля. Нам нужно составить график, в каком порядке мы будем работать в киосках Харви.

– М-р Биллингс уже все подготовил. Он сказал, что сам передаст его в киоски. У меня первый номер в очереди.

– Мне кажется, завтра должно быть весело, – сказала Кейт.

– Согласна. Но у меня такое впечатление, что здешние техасцы празднуют независимость только от Мексики, – ответила Роуз, еле ворочая языком.

– Так было раньше. Сейчас у Бримстоуна большие планы. Будет фейерверк, и приедет «Цирк братьев Белинг».