Повесть о Скандербеге - Автор неизвестен -- Древнерусская литература

гибельные последствия имели опустошительные набеги, систематически предпринимавшиеся турками не только на области, еще не покоренные, но подчас и на те, владетели коих давно уже объявили себя вассалами султана. Для устройства этих грабительских набегов — основной цели военно-феодального турецкого государства — в провинциях, граничащих с Македонией, располагались специальные отряды конников «акинджи», на которых возлагалась задача нападать на Албанию и опустошать ее. Добыча была их единственным вознаграждением, и самой ценной добычей являлись рабы (предпочтительно молодые), скот и т. д. Вслед за отрядами «акинджи» шли караваны торговцев, которые подбирали и скупали рабов, отдавая пятую их часть султанской казне. Похищенные таким образом албанцы уже с юных лет вливались в ряды турецкого войска.

Византийский писатель середины XV в. Дука весьма картинно описывает характер, османских набегов и тактику, которой придерживались турки: «Едва лишь заслышат они возглас глашатая, призывающего их к набегу, на их языке — "акин", они тотчас же собираются, чаще всего без мешка или сумы, без копья и меча, иные даже пешком, чтобы хлынуть бесконечными волнами... Идут они со всех сторон, не только из Фракии, с Балкан, из пограничных сербских областей, но также из азиатских стран... жители Фригии... и даже Ликаоны у пределов Армении... пешком устремляются к Дунаю, чтобы пограбить... Ибо, нападая на какую-нибудь область, ведут они себя, как разбойники, и уходят лишь после того, как все взяли. Так опустошили они всю Фракию до самой Далмации, так перебили они албанцев — племя весьма многочисленное, — так сокрушили валахов, сербов, румелийцев». И ниже: «Если сегодня они замирились с сербами, то завтра опустошат Аттику, если послезавтра они договорятся со страной румелийцев, страны сербов, болгар, а затем и албанцев снова ввергнуты будут в горе и плач».[239]

Эти набеги, продолжавшиеся десятилетиями, довели албанский народ до крайней нищеты. Целые области превращались в необитаемую пустыню, города лежали в развалинах. Голодные толпы народа покидали свою родину и убегали в соседние страны. Однако у османских летописцев того времени, хотя они с бахвальством расписывают эти набеги, есть немало указаний и на то, что захватчики встречали если не организованный, то во всяком случае чувствительный отпор со стороны народа. Оскорбительные выражения, вроде «лиходеи», «коварные», «бродяги», характеризующие албанцев у многих османских летописцев, показывают, как действенно было сопротивление народа захватчикам. «Проклятое племя неверных, — пишет об албанцах турецкий летописец дервиш Ахмед Ашик-паша-заде, — ... они объединялись и собирались, ускользая от нас обманом и сходясь, все вместе на высоких горах и в глубоких ущельях... и так и остались непокоренным врагом».[240] Еще определеннее у Дурсун-бега: «Кто видел страну албанцев, тот знает, сколь она варварская. Тем же, кто ее не видел, достаточно сказать, что она кишит убийцами... самая порода албанцев была сотворена для того, чтобы спорить, не подчиняться и раздражать вас».[241]

В то время как албанские князья так или иначе находили все же какой-то modus vivendi с захватчиками, народ готов был бороться, защищая страну от опустошения, добро от расхищения, детей от рабства. Инициатива народа, давление снизу (во многих случаях несомненные, несмотря на скудость источников), заставили некоторых албанских князей возглавить восстания и мятежи, вспыхнувшие в Албании.

В 1432 г. турки впервые потерпели поражение в центральной Албании от повстанцев, вождем которых был Андрей Топия.[242] Восстание распространилось и на север. В 1433 г. повстанцы, руководимые братьями Дукадьинами, изгнали турок из Даньо, но затем вынуждены были оставить город и крепость, ибо венецианцы, жившие в Шкодере, объединились с турками.[243] Но более значительным оказалось восстание, вспыхнувшее в 1434 г. в центральной и южной Албании. Возглавил его Георгий Арианити, который «пребывал у повелителя (т. е. султана), прося и умоляя его о милости». В повествовании Халкокондила, в котором проскальзывают кое-какие крохи новых сведений об этом событии, отчетливо проступает инициатива, проявленная народом: «Поскольку соотечественники обещали ему (Арианити) восстать, если он к ним вернется, он тайком бежал из дворца (султанского) и возвратился на родину, где его приняли с радостью и... все восстали против повелителя».[244] Три турецкие армии были разбиты одна за другой в гористых районах княжества Арианити, в горах над долиной Шкумби.[245] Восстание распространилось и на юг. Тот же Халкокондил подтверждает, что восставший народ призвал князя Депу Зеневисси с Корфу, где тот нашел убежище у венецианцев, и, провозгласив его королем, принялся изгонять турок из страны.[246]

Победы албанских повстанцев прогремели и за пределами Албании: ведь это были первые победы после целого ряда поражений, понесенных от турок европейскими государствами. Первые надежды Европы на то, что она сможет противостоять варварским набегам турок, дававшим себя чувствовать даже во внутренних районах Венгрии, Трансильвании и Каринтии, связаны были с борьбой, которую вел албанский народ. Сигизмунд венгерский отправил тогда в Албанию наследника последнего болгарского царя, а также одного турка, претендента на султанский трон, чтобы они, воспользовавшись албанским восстанием, организовали и широкое повстанческое движение балканских народов в тылу у османов.[247] Но волна восстаний спала, не дав ожидаемых результатов. Георгия Арианити оттеснили в горы, Депа Зеневисси был захвачен турками и повешен. Со столь варварским и могучим противником невозможно было успешно бороться, пока борьба велась разрозненными группами, пока не были организованы все экономические и военные ресурсы страны, мобилизованы и объединены народные массы, установлены связи с другими государствами, ведущими войну против того же врага. Все это стало делом Георгия Кастриота Скандербега, с которого начинается новый важнейший этап в истории борьбы албанского народа с турецкими захватчиками.

V. Выше уже говорилось, что нельзя представлять дело так, будто Скандербег жил при дворе султана, будучи совершенно оторван от важных событий, происходивших на его родине, и ничего не ведая о том, что творилось на границах Турецкой империи. Мы можем сомневаться в точности хронологических и цифровых данных, сообщаемых Барлетием, и в подлинной историчности его рассуждений, но это не дает нам права отбрасывать то ценное, что есть в его обильной информации, подтверждаемой архивными источниками. По данному же поводу он сообщает нечто весьма существенное и к тому же подкрепляемое сообщением Халкокондила относительно Георгия Арианити и князя Депы Зеневисси при подобных же обстоятельствах. По Барлетию,[248] посланцы народа неоднократно обращались к Скандербегу, прося его оставить двор султана и стать во главе восстания. Однако условия такого выступления были неблагоприятными (мы имеем в виду не столько внутренние, сколько внешние обстоятельства). Несмотря на непрерывный рост турецкой опасности, главные государства Запада, и прежде всего папский престол,