Таинственная находка - Зента Эргле
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
На рождество достали маленькую елочку, зажгли две свечки. «А сейчас я сыграю вам «Аппасионату» Бетховена, — сказала Эмми и села за свое бумажное пианино. Пальцы так и мелькают, а она потихоньку напевает. А у меня слезы так и льются.
Паулина Пурвиня все говорила и говорила. Рассказ ее напоминал поток, наконец-то прорвавший плотину. То, что хранила она в душе более тридцати лет, вырвалось наружу.
— 10 октября — день этот я не забуду до смерти — налеты начались с самого утра. Мы, рабочие офицерской столовой, несколько раз бегали в убежище, в подвал здания. Как-то вечером пришла домой, а вместо дома дымятся развалины. Через несколько дней, когда Ригу освободили, мы с матушкой Эллинь похоронили то, что осталось от Эмми, рядом с моей новой квартирой. И на могилке посадили куст сирени. Она очень любила белую сирень.
Мастера-краснодеревщика Калныня Голдбаум встретил в продовольственном магазине. Друзьями они не были, но считались хорошими знакомыми. При встрече обменивались несколькими словами и шла каждый по своим делам.
— Как дети?
— Спасибо, здоровы. Сын уже с меня ростом.
— Работает?
— Учится. В седьмом классе. На месяц взял к себе на завод, пусть знает, что отец делает, может, пойдет по моим стопам. Соображает не быстро, зато руки ловкие.
— А вы знаете, что у вашего сына есть бриллиант, который стоит десять тысяч?
Старший Калнынь с минуту остолбенело глядел на ювелира.
— Вы шутите, что ли?
— Ничуть. С неделю тому назад он мне сам его показал и поинтересовался, сколько такой может стоить.
— Спасибо, что сказали. Здесь какое-то недоразумение.
Отец Ивара повернулся и широченными шагами зашагал обратно к дому. Моросило. Девочки, примостившись около кухонного стола, мастерили для кукол одежду. Ивар, пристроившись на углу, с жадностью поедал все, что оставила мать.
— Что за бриллиант?
Вопрос отца прозвучал для Ивара словно гром среди ясного неба.
— Какой бриллиант? — Ивар попытался изобразить неведение.
— Не притворяйся! — рассердившись, крикнул отец. — Голдбаум мне все рассказал. Мы с матерью всю жизнь честно трудились и, слава богу, все сыты и одеты. Никогда в жизни я не прикоснулся к чужим вещам. А сынок легкой жизни, видишь ли, захотел, ворованных драгоценностей!
— Я не воровал.
— Скрывать краденое — то же самое, что украсть самому. Дай сюда этот камень!
— Не дам! Он не мой!
В гневе Калнынь ударил кулаком по столу. Малышки испуганно посмотрели на отца. Их добрый папа, похоже, и вправду рассердился.
Ивар молча встал, порылся в своих книгах, достал спрятанный между ними спичечный коробок и положил перед отцом. Ни слова не говоря, Калнынь достал камень и долго держал его в своих натруженных руках, удивляясь про себя, за что люди платят такие огромные деньги.
Иева первая заметила сверкающее стеклышко на отцовской ладони.
— Это наше стеклышко, Ивар не воровал. Мы ему подарили, — подтвердила Инта.
На мастера Калныня смотрели две пары таких же голубых, как у него, глаз. Ивар сидел мрачный, опустив голову. Он нарушил клятву, разболтал тайну, предал своих друзей.
— Где вы его нашли?
— «Разряженный» вытащил его из старой кровати.
— Что еще за разряженный?
— Гирт Заринь, — неохотно сказал Ивар.
— Тот, что у нас на заводе работает учеником, полировщицы Зарини сын?
— Он. Понимаешь, папа, я не могу тебе всего рассказать, я обещал молчать. Мы уже неделю как напали на след, мы почти нашли владельца, — просительно произнес Ивар.
— Кто такие «мы»?
— Юные друзья милиции — Атис с улицы Приежу, Уна Лея, Магдалена и другие ребята.
У мастера Калныня отлегло от сердца. Значит, не вор его сын. Он ведь и сам активный дружинник, хорошо знает Яниса Кляву и прошлой зимой охотно разрешил сыну ходить на улицу Приежу. Стрельба, радиодело, дзюдо, право и другие вещи, которым их там обучали, в жизни всегда пригодятся. Единственное отцовское условие — занятия в школе юных друзей милиции не должны отразиться на учебе — сын неуклонно соблюдал. В табеле неудовлетворительных оценок не было, правда, и пятерка одна единственная — по труду.
— Пап, пока это должно остаться тайной, только пока! — просяще произнес Ивар.
— Бриллиант этот дай-ка мне на хранение! — Отец уклонился от ответа. — Десять тысяч — немалые деньги. Выбросит кто-нибудь случайно спичечный коробок — что тогда?
Хорошо, что Ивар не догадался, о чем думал в ту минуту отец.
— Все сидите дома! — распорядился отец, надевая плащ. — На улице дождь, нечего шастать вокруг. Скоро из магазина вернется мама, скажите ей, что я задержусь. У меня дежурство.
Ивар подождал, пока отец уйдет, и сказал:
— Мне тоже надо быть в штабе ЮДМ. Ты, Иева, старшая, смотри, чтоб дома было все в порядке!
Стукнула дверь, дробно прозвучали шаги по лестнице, и девочки остались одни.
Сестренки включили телевизор, поудобнее устроились на диване и стали смотреть мультипликационные фильмы.
Янис Клява, как и мастер Калнынь, впервые держал в руках бриллиант. Отец Ивара рассказал обо всем подробно, упомянул и Голдбаума, и Гирта Зариня. Имя Гирта звучало в этой комнате уже не в первый раз. Сюда же приходила и встревоженная мать Гирта за советом и помощью.
Именно в это время, когда Ивар мчался в штаб, а Янис Клява и мастер Калнынь направлялись к Голдбауму, Гирт переживал мрачные минуты. Мало того, что в понедельник утром, когда голова трещала с похмелья, мать разбудила его в семь утра, словно пацаненка, отвела в сборочный цех и передала с рук на руки тому вредному старику, эксплуататору Гобе, так весь день ему пришлось клеить какие-то дурацкие кухонные табуретки на трех ножках. Раб он им, что ли? Табуретки, вишь ты, понадобились! Пусть на руках сидят, коль больше не на чем! Да еще эта вонь ацетона, столярного клея и еще какой-то дряни. Голова разламывается, спина болит! Так хоть бы мать его, рабочего человека, встретила горячим обедом! Куда там! Лицо, как у прокурора, и вместо того чтобы поздороваться, сразу же мораль читает — она, мол, надеется, что сегодня он трезвый. Такое начало ничего хорошего не сулит.
— Скажи честно, откуда у тебя драгоценности? — вопрос матери прозвучал словно пушечный выстрел. — Не ограбил ли ты вместе с шайкой Бубнового Туза магазин? От работы отлыниваешь, на воровство потянуло! Так вот, знай, этот номер у тебя не пройдет.