Арена - Никки Каллен

Кай испугался. Ведь это просто — подняться на двадцать восьмой этаж. А если… если её нет в этом мире? Однажды Венера одолжила Джастин свою печатную машинку, на месяц где-то, и прожила его в предурном настроении; даже пыталась писать свой роман руками — почерк у неё был витиеватый, как «Опасные связи», — на дивной бумаге лавандового цвета, для заказов; наконец Джастин позвонила, сказала: «возьми, спасибо, или, хочешь, я привезу», но Венера поехала сама. «Мы пьём белое испанское вино, очень смешное, из тетрапака, как молоко, и смотрим по телевизору "Звёздные войны"» «новые, старые?» «старые» «тогда здорово, завидую». Кай тогда чуть-чуть приболел, его заменил Матвей; Кай лежал на узком французском диване дома, в пледе цвета индиго, в толстых полосатых носках, чашка чая с мёдом и мелко нарезанным белым наливом, огромная раковина-ночник, и читал «Тёмную Башню», часть под названием «Пустоши», навеяно Элиотом. Он ещё не переехал к Венере, её квартира оказалась хаосом — из книг, бумаг, дорогих сердцу мелочей; Кая она ужасала, как некоторые серии X-files. Потом Венера позвонила ещё раз, она шла по улице и несла машинку в специальном чёрном кофре, маленьком, как коробочка конфет Nestle, и подумала смешное: вот в этом мире она несет в кофре портативную печатную машинку, а в другом, как знать, может быть, маленькую, но очень мощную бомбу… «Я сейчас приеду; ты как? будешь рад? я такая уматная, Джеймсобондиха, на шпильках и в узкой чёрной юбке от Isabel De Pedro». Это была классная машинка, очень маленькая, перламутровая, со стразами, просто искусство, вещь, которая держит мир, — Кай усмехнулся — как его шахматы, как подсвечник в виде синей розы; пусть из пластмассы, такой скромный, старый, но очень-очень важный, без него мир утратит целый кусок, его сожрут лангольеры; но пока подсвечник цел, лангольеры не пробьются; и Кай подумал: вот чёрт, может быть, в мире действительно тысячи миров — не Вселенных, с экзотичными инопланетянами со ста ногами вместо наших двух и с интеллектом размером с ядерный реактор, а намного обыденнее — как вариантов жизни. В одном мире твоё любимое кафе называется «Мулин Руж», в другом — «Красная Мельня», вот и вся разница; а бывает, что в одном мире ты опоздаешь на автобус, и последствия хуже некуда: ты уволен, депрессии; на втором, следующем уровне тебе просто вкатают выговор, но потом ты сам уволишься, потому что поймёшь, что работа тебя эта достала, с планёрками в девять утра, значит, вставать в семь, а все лучшие фильмы по телевизору — ночью; в третьем варианте жизни, ещё выше к крыше, а значит, к лучшему, тебе не говорят ни слова, потому что никто не заметил, с утра выбило пробки, полетел Интернет, и ты, расслабленный после стресса, делаешь научное открытие, получаешь нобелевку к ста годам… Под эти мысли, как под колыбельную, гипноз, раскачивающийся медальон, Кай заснул, уютно, точно в тёплой воде, и ему приснилась целая куча снов: он маленький мальчик, в варежках и куртке, резиновых сапожках, идёт по затопленным улицам какого-то незнакомого северного городка; зима, удивительный свет — розовый, нежно-жёлтый, словно всё время рассвет; потом заледенелый пляж, он разговаривает с девушкой с синими волосами, и потом башня в поле огромных красных роз; и Кай — святой, совсем молодой человек, в тёмно-коричневой сутане с капюшоном; очень мягкая, роскошная на ощупь ткань, все шелка, атласы и меха в мире — ничто, жалкое подражание, платоновская тень; и он стоит перед этой башней, уверенный и спокойный, будто у него ключ от всех дверей…

«Миры, тысячи миров — и я попал не в свой?»

А вдруг в этом мире есть и второй Кай? Он тоже работает на радио? Ездит на красивой машине, любит красивую женщину и у него красивый сын? А вдруг он женат на Джастин? Есть ли Джастин в этом мире? Или Люэс? Или Син? С кого начинать? Но даже отсутствие себя Кай пережил бы, отсутствие и присутствие, но не отсутствие Венеры. Такой мир Каю не нужен. Мир без Венеры. Он будет искать её. Он-то уже в этом мире есть…

Кай оставил машину на случай, если правила движения и расположение улиц в этом мире отличаются от ему известных, просто пошёл, куда получится. «С фонарями у них здесь напряг, ногу сломать можно; они, наверное, и ломают; или режут друг друга почём зря, грабят и прочее, а потом ходят в маленький приход и грехи замаливают», — бормотал Кай, спускаясь по ступенькам; лестницы, что вели к дому, были те же самые, а вот недалеко оказалась автобусная остановка, которой в мире Кая не было. На остановке стояли люди и одна машина такси, чёрная, с жёлтыми шашечками, поверх которых — чёрный силуэт летучей мыши. И надпись «Тёмный легион» красным.

— Привет, — сказал Кай, нагнулся к окну, шофёр его открыл, — в городе есть кафе под названием «Каверн»? Или «Красная Мельня»?

— Садись, — сказал шофёр; он был молодой, в чёрном, с золотой серёжкой в ухе, такой цыганистый. Кай сел на заднее сиденье. — Радио оставить?

— Да, — и парень сорвался с места сразу в скорость «Формулы», в стекло ударились камешки. По радио играли HIM, «Кладбище разбитых сердец»; Каю стало легче: по крайней мере, музыка в этом мире такая же. — Что за радио?

— «Европа Плюс».

— А радио «Туман» у вас есть?

— Нет.

— Чёрт, — «тогда чем же я занимаюсь в этом мире… официантом работаю в «Красной Мельне», наверное…» — А «Радио-любовь»?

— «Love Radio», что ли?

— Ну что ж, похоже, уже легче… А куда мы едем? — «хоть бы и деньги у нас оказались одинаковыми».

— В «Мулин Руж».

— Это что, Париж?

— Нет, не «Мулен», а «Мулин», город-то у нас мудацкий, провинциальный, вот и «и». Типа чтобы не платить по суду, — шофёр фыркнул, — будто кто узнает.

— Так это кабаре?

— Нет, просто кафешка круглосуточная в центре, в неё кто только не ходит. А ты турист?

— Почти. Давно здесь жил, уже не помню, что, как и где…

— «Давно» — это в детстве или месяц назад? — парень повернул внезапно на тротуар, чтобы объехать старый муниципальный автобус, а потом пошёл по встречной, обгоняя поток машин, будто пассажир опаздывал на самолёт. Кай никуда не опаздывал, вцепился в чёрный бархатный чехол, затошнило, парень явно был сумасшедшим из Люка Бессона. По радио началась песенка «Don't Let Me Be Misunderstood» Santa Esmeralda — невеста в зимнем саду дерётся с японкой; шофёр сделал погромче; а ещё в салоне орала связь с диспетчерской и с другими таксистами: «Антон, ты где?» «я на Гоголя, с джипом тут на обгон идём» «дебил, а вдруг бандиты?» «да ладно, оторвался уже; Слава, а ты знаешь, что такое кайрофобия?» «а ты гей?» «ну чёты всё в абсурд, я же любя…» «увидимся — разберёмся»; «люди, я на Карла Маркса, застрял в пробке, от Музкомедии до самого памятника партизанам»; в лицо неслись огни города — центр был полон сказочных цветных реклам, у Кая голова шла кругом, Лас-Вегас какой-то. Город был и похож, и не похож — словно отражение в луже, фильм-нуар; у главного героя амнезия, а блондинка в белом свитере говорит, что она его жена, и улыбается загадочно; убийство Монро и Кеннеди…

И только деньги во всех мирах одинаковые, подумал Кай, не пахнут, и только в самых чистых, близких к небу, расположенных на этажах, где лампа маяка, свет, — там деньги ещё настоящее золото и серебро и драгоценные камни; миры, где ещё что-то ценится. Шофёр сказал: «ну, давай, здесь неплохо, давай, возьми визитку, позвонишь, если надо будет что-то найти»; на визитке опять чёрная мышь и красным потёкшим: «Тёмный легион»; жуть, подумал Кай, мир дьявола; и пошёл в «Мулин Руж». Кафе расположилось в подвале старинного дома, конечно, бывшего купеческого; хозяина во время революции вместе со всей семьёй, горничной, кормилицей младшенького и старым полуглухим дворецким расстреляли вот у этой стены, где сейчас дверь в бильярдную; зал в сигаретном дыму; часы красного дерева, вроде Биг-Бена из «Левиафана» Акунина, громоздкие, резные, бесполезные; и репродукции Тулуз-Лотрека на стенах. Кай оценил — он любил Тулуз-Лотрека, как всех несчастных: котят, несостоявшихся самоубийц, увядшие выброшенные цветы, стихи бесталанные. «Мне кофе, капучино шоколадное, если есть»; девушка кивнула, у неё чуть-чуть в уголке губ размазалась помада, ярко-красная, Кай подумал о Николь Кидман, похожа, только эта девушка была живая, как огонь; повернулся посмотреть на людей: кафе было полно народу, запахов, играла громко музыка — то же радио, что и у таксиста «Тёмного легиона»; «Мой друг никогда не грустит…» от Би-2; а рядом, почти касаясь локтем, сидел Люэс…