Я была до тебя - Катрин Панколь

— А ничего у тебя телка, — сказал один из его приятелей. — Все при ней. — Он смотрел на меня из-за покерного стола, из-за раскрытых карт, пользуясь передышкой в игре. Сидел он ссутулившись и одной рукой поглаживал банку пива.

Я возлежала на диване, задрав ноги кверху, — прочитала в журнале, что это полезно для кровообращения, улучшается форма ног, а ноги — мой капитал, — и пыталась уснуть вопреки синеватым табачным облакам, плававшим по комнате, и бесконечных просьб: «Зайка, принеси нам еще пивка, а?» Я дремала, вертелась на слишком жестких подушках, ложилась то на правый бок, то на левый. Слышала все, что они говорят, но как будто не слышала ничего. Думала о завтрашнем дне и множестве других завтрашних дней, которые будут походить один на другой, если я по-прежнему останусь с этим человеком. Что-то придумывать и изобретать, стремиться чего-то достичь — для него эти слова пустой звук. Он вычеркнул их из своего словаря. Слишком загрузно. Я прикрыла глаза.

— Ножки зашибись. Пасую.

— Самое красивое в ней — не ножки, а бедра, — авторитетно заявил мой жених, не отрывая глаз от своих карт. — Вскрываюсь…

И он бросил карты на стол. Одновременно я бросила взгляд на свои ноги, постаравшись увидеть их такими, какими их видит он. Мысленно разделила их пополам: вот ноги, а вот бедра. Рассмотрела то и другое в отдельности. Если я останусь с ним, то стану безногой, это точно. Не знаю, что и думать. Мысленно склеила ноги назад и решила, что подумаю об этом завтра.

Все-таки странная идея — разрезать меня на куски.

Благодаря ему я открыла бесконечные ресурсы своего тела. Что касается прочего, то есть бесконечных ресурсов моей души, здесь я продвинулась меньше. Честно говоря, я жутко мучилась оттого, что понятия не имела, кто же я есть. Я испытывала, не умея этого сформулировать, прочное презрение к девице, боящейся твердо и отчетливо сказать «я» и «мне», не меняя тона, поведения и личности. Я без конца металась между прелестным домовенком, отчаянной воительницей, брошенной девочкой и спящей красавицей, которая ждет не дождется, когда явится прекрасный принц с дипломом и увезет ее на своем ретивом скакуне.

Я первая терялась в лабиринтах своего внутреннего мира и злилась за это на себя, своих любовников и весь прочий мир. За время своих шараханий я смотала огромный блестящий клубок ненависти и теперь только и думала, как бы его размотать обратно. Со стороны я выглядела старательной и милой девушкой, но разор, царящий в потаенных углах моей души, приводил меня в отчаяние, отчего хотелось покусать каждого, кто посмеет подойти ко мне слишком близко. Вход во внутренние покои закрыт! Не подглядывать! Чтобы скрыть, что за зыбучие пески ходят ходуном у меня внутри, я воздвигла прочный забор из обаяния и научилась раскидывать разноцветные веера, слепившие чужака: мини-юбка, белокурый локон, осиная талия, угольно-черные глаза, наштукатуренное лицо, зазывная походочка. Разукрашенная и размалеванная, я походила на угнанную древнюю колымагу, призванную обмануть бдительность клиента, внушив ему, что он садится за руль шикарной тачки, которой не страшна никакая дорога.

И грянула война.

Вначале между разными частями меня самой, требовавшими вещей настолько взаимоисключающих, что жизнь превратилась для меня в пытку, затем — между мной и теми, кто, не понимая, в чем дело, пытался решить мои проблемы с помощью поцелуев, обещаний, клятв в вечной любви и верности до гроба. Я не желала терпеть их жгучие компрессы, но в то же время громко требовала их. Я нуждалась в инструкции, которая научит меня, как жить в мире с собой.

Я все мешала в кучу. От каждого очередного представителя сильного пола я ждала, что он доставит мне лекарство, волшебный эликсир, вернет мне душевный покой и поможет обрести свое «я», и безжалостно отшвыривала его, как только выяснялось, что, несмотря на все усилия, ничего для меня сделать он не может.

Немало времени прошло, прежде чем я научилась существовать в ладу с собой. Склеивать заново разрозненные фрагменты своего «я». Поддерживать с собственной душой товарищеские отношения. Это потребовало не только времени, но и трудов сродни детективному расследованию.

Я училась, наблюдая за другими людьми. Шпионила за ними, пользуясь уловками частного сыщика. Собирала разбросанные там и сям улики, с виду незначительные, но многообещающие, и подвергала их тщательному анализу. Детективы из Скотленд-Ярда ни в чем не смогли бы меня упрекнуть. Я стала экспертом по душевным переживаниям и с первого взгляда научилась распознавать жен, практически брошенных мужем, которые держатся исключительно благодаря привычке и пригоршням «прозака»; плаксивых дур, которые изводят мужика бесконечными придирками; развратных хищниц, которые пользуются мужчиной, втайне презирая его. По случайно оброненной реплике, по самой безобидной на вид детали я узнаю доведенного до ручки мужа, привыкшего таить раздражение, лишь бы не дать вырваться наружу ненависти, в которой он сам себе не желает признаваться. Я наперечет знаю все лживые уловки коварных изменников, их фальшиво-деловитую торопливость, так же как трусость их жен, готовых на все закрыть глаза. Жизнь других людей — необозримое поле, и, подробно изучив его, вы сможете продвинуться вперед в исследовании собственной души, точь-в-точь как в уголовном расследовании. Мне никогда не надоест вглядываться в счастье и несчастье людей — наблюдение за ними наводит порядок в собственном душевном хаосе лучше любого психоаналитика. И потом, я поняла одну вещь: если что-то конкретное бросается вам в глаза, доводит до бешенства, до выворачивания наизнанку, значит, это «что-то» — точное отражение ваших собственных страданий, лишений и недостатков, которые вы упорно не желаете замечать, сдвигая их на обочину сознания.

Несколько раз мне казалось, что я наконец-то свернула шею внутреннему врагу, мешавшему мне полюбить. Но каждый раз он возвращался, вооруженный до зубов, успевший обзавестись новыми подлыми приемами. Иногда мне удавалось некоторое время держать его на расстоянии, не пускать на свою личную территорию. Но приступы гнева и необъяснимой ярости, грубо требующие выхода, еще слишком часто застают меня врасплох, а когда они отбушуют, я с возмущенным удивлением обнаруживаю себя сидящей над хладным трупом очередного любовника и опять могу честно сказать себе: вот теперь в моей душе царят безмятежный покой и умиротворение. Или, иными словами: теперь я могу влюбляться в другого, в смысле — в мужчину.

Любовь… Это слово напоминает дырявый корабль, во все щели которого хлещет вода. Даже словари, дойдя до него, теряют привычную определенность. Что значит «любить»? Кто такой этот «я», заявляющий: «Я тебя люблю»? К кому он обращается? Что просит взамен? Или он предлагает свою любовь просто так, задаром? На какой срок рассчитаны его клятвы — на секунду или на вечность? Может, эти три слова — просто мыльный пузырь, который лопается, едва дело дойдет до койки, жажда будет утолена и детская мечта осуществлена? Откуда вообще в нас способность любить? Может, на этих зыбких лесах мы — единственные рабочие? Но кто тогда сколотил брусья, скрепил их болтами, наладил шкив, настелил доски, по которым мы, шатаясь, пробираемся на ощупь, хотя и с видом свободных завоевателей?