Паучья лапка - Владимир Перемолотов

Он вздохнул еще раз и вздох этот был тяжелее первого.

— Страх-то в себе стер, а вот человеком до сих пор не стал…

— Слышал я об этом что-то — сказал Избор — Только подробностей не знаю.

— Ну значит ты последний такой — равнодушно откликнулся Гаврила — Все кругом знают, что ежели я запах пота учую — зверею. Сам не свой делаюсь.

Он стегнул лошадь, сплюнул в пыль и спросил.

— А разве это жизнь?

Избор промолчал.

— Я тогда молодой был, пугливый… — продолжил Гаврила — Ну а как в пот бросит, так хоть святых выноси. Вот потому и пришлось по разным местам походить, чтоб к страху привыкнуть.

— Привык?

— К тому с чем сталкивался — привык, а с тем, что не знаю… Как к нему привыкнешь? Потому и не люблю я слов таких — «никогда» и «ничего». Такие слова не каждому говорить дано — они ко многому обязывают.

Он замолчал, размышляя о чем-то своем, и Избор посчитал, что разговор этот ему не интересен, но ошибся.

— Верно такие слова не Бог, а Сатана выдумал!

Избор, разлегшись на телеге, смотрел в небо. Солнышко уже начало припекать.

— Скажешь тоже. Слово как слово.

Гаврила бросил вожжи. Конек, почувствовав волю начал прибавлять.

— Ты яблоки любишь?

— Ну люблю.

— Представь себе яблоко. — Скомандовал Гаврила. В глазах его была насмешка, словно он заранее был уверен в неудаче.

Избор представил.

— Ну как?

— Легко.

— А лавку?

Избор повидал много лавок и ему не трудно было выполнить просьбу Гаврилы. Он представил себе ту, отполированную многими задами доску, коричневую от времени и толщиной больше похожую на половинку пальмового бревна, которой он отбивался от варягов в Царьградской корчме. Тогда…

— Получается?

— А то!

Лавка оказалась крепкой и сломалась только к концу драки, когда в корчму заглянул отряд стражников. Потом все вместе били стражников, а потом — пили мировую

— А теперь представь себе «ничего».

Избор вернулся мыслью из далекого Царьграда и попытался сделать это, но вместо этого перед глазами встала заснеженная степь, над черным, проколотым звездами небом. Ветер гнал по ней облака снега, скручивал их в жгуты… Избор тряхнул головой и из памяти выкатилось огненно-жаркое солнце над бескрайними песчаными волнами. Жажда. Шорох песка под ногами…

— Ну что? Не выходит?

— Нет — признался озадаченный Избор.

— Вот то-то… Бог, когда нас создавал, каждому дал понимание того, что сам создал. Вот и выходит, что-то, что представить не можешь — то от Сатаны!

Конек, почувствовав волю, припустил побыстрее. Телега, наехав на камень подпрыгнула и Гаврила замахав руками еле удержался. Избору стало смешно, что Гаврила рассуждает о таких тонких материях.

— Ну, Гаврила! У тебя, оказывается, ума палата.

Масленников не поверил его бодрому тону. И оказался прав, потому что Избор закончил.

— Только жалко, что ключ потерял.

Он поднялся, посмотрел вперед. Там стоял крепенький дубок, все нижние ветки которого были увешены тряпочками и бусами. Двадцать лет новой веры еще не до конца искоренили старые привычки в народе. Дорога около дубка ветвилась. Одна уходила на восток, к солнцу, мимо леса, а вторая, видно не выдержав соблазна, струилась к уже зазеленевшим кустам. Там, над деревьями покрытым зеленым пухом поднимался сытый дымок.

Избор соскочил с телеги. Ноги пружинисто коснулись земли и он по давно заведенной привычке, попробовал не скользко ли… Сделал несколько шагов, вернулся, разбросав мешки вытащил меч. Исин и княжна должны были ждать их тут, и если они не спали с другой стороны дуба… Он обошел ствол.

Они там не спали. Их там вообще не было.

Избор коснулся лезвием щеки. Холодок металла кольнул уже обросшую щетиной кожу. Гаврила вскочив на телегу из-под ладони оглядывал землю вокруг. Он набрал в грудь воздуху и хотел, было крикнуть, но Избор остановил его. Его взгляд зацепился за дым. Он кивнул головой.

— Нас зовут.

— Кто? — не понял Гаврила.

— Не знаю. Только дым этот точно для нас.

Он спрятал меч под мешки, взял коня под уздцы и пошел по дороге ведущей в лес.

Гаврила догнал его.

— Что бы там ни было, постараемся сперва разобраться по-хорошему.

— Что это ты такой добрый? — подозрительно спросил Гаврила. — Не растрясло тебя?

Избор оглянулся. Телега, ехавшая следом повернула к солнцу. Ее колеса скрипели так явственно, словно она ехала рядом с ними.

— Город слишком близко. Мало ли что.

Тот, кто первым проторил эту дорогу, не любил прямых линий. Дорога петляла из стороны в сторону, словно первый проложивший ее бежал за оторвавшимся колесом, поймал его и потом проделал весь этот путь сидя на телеге. Но в конце концов она привела-таки их к кустам огораживающим лес. Тут пахло не только дымом, но и людьми, разведшими костер. Не таясь, Избор и Гаврила выехали на полянку. Одного взгляда было достаточно, что бы понять что случилось. Избор досадливо дернул щекой, а Гаврила перекрестился. Слепцы исцелились. Увечные не только ходили, но и плясали. Если там раньше были немые, то они тоже излечились и добродушно переругивались между собой.

— Нищая-то братия не глупее нас оказалась…Тоже сообразили как из города сбежать — сказал Гаврила. Он тоже соскочил с телеги и ласково поглаживал кулак.

— Да какие они нищие-то? Разбойники.

— Сам вижу.

Разбойников было человек десять. Рядом с костром привязанные к дереву сидели Исин и княжна. Гаврила потрогал оглоблю (не занозистая ли) и спросил.

— Ну как, ты по-хорошему попробуешь? По христиански? Или сразу так, что бы поняли?

Избор не ответил. Он просто пошел к сидевшему чуть в стороне вожаку этой стаи. Тот сидел без лаптей, благодушно шевеля пальцами босых ног.

Молодая травка уже вылезла из-под земли. Ноги скользили, но на полпути он нащупал неплохое место для поединка — там земля была сухой. Он уронил шапку и пошел дальше.

Атаман смотрел на него с удовольствием человека нашедшего деньги там, где их не мог найти никто другой до него.

— Здрав будь. — поклонился ему Избор — Спасибо тебе, что помог.

— Так это твои? — он кивнул на пленников.

— Мои. — признал Избор. — Отпусти их.

Атаман смотрел на него, словно не знал что сказать, а на самом деле определяя насколько тот опасен. Конечно у него тут десяток человек, и пленники, но ведь и тот, кого разыскивает вся княжеская дружина, и из за кого случился весь этот переполох, заставивший его покинуть город, вряд ли был безобидной овцой. Он посмотрел на разбойников.