Последние сумерки - Анастасия Бароссо

Бросив единственную сумку с вещами в номере, наскоро перекусив бутербродом и чаем в баре отеля (горячая паэлья показалась ей слишком дорогой), Юлия направилась к «Трамонтане».

Идти туда было страшно. Снова увидеть этих людей, на глазах у которых произошла вся жуткая и прекрасная история, из-за которой она теперь оказалась втянутой в еще более жуткую… Но еще страшнее ей стало, когда она не обнаружила в маленьком помещении со знакомой вывеской никого из семейства синьора Мигеля. За конторкой сидели совершенно другие люди и деловито общались с клиентами, выстроившимися в небольшую очередь.

Такого столпотворения желающих воспользоваться услугами агентства Юлия прежде никогда не наблюдала. И это подтвердило догадку – синьор Мигель продал свой бизнес. Окончательно она убедилась в этом, услышав знакомую речь от новых работников «Трамонтаны». Русские продолжали осваивать рабочие места в Европе.

– Кх-м… простите, – несмело обратилась она к девушке в розовой футболке, бойко рекламирующей поездку в рыцарский замок. – Скажите, пожалуйста…

– Одну минутку, – вежливо отмахнулась та.

Юлия растерянно огляделась по сторонам. В стороне от всех за экраном монитора сидел молодой человек в круглых смешных очках, чем-то даже похожий на Хуана. Она решила попытать счастья еще раз.

– Извините, вы не знаете случайно, – сказала она чуть более громко. – Здесь раньше работали другие люди… А… где они теперь?

– Что-что? Какие люди?

Очкарик рассеянно повернулся к Юлии. Он явно не видел ее, полностью поглощенный своим важным занятием. И даже при всем желании он, конечно, не смог бы ей помочь.

– Знаете, я здесь только со вчерашнего дня… Вот, вхожу в курс дел… – он пожал плечами. – Я ничего не знаю…

– Понятно.

Опустив плечи, она снова вышла на улицу.

Здесь фиолетово-зеленые южные сумерки густо пахли сигарами, жареным чесноком и морем. Мимо бежали довольные дети, вальяжно прохаживались отдыхающие немцы, стайки подростков усаживались с банками пива на чистые ухоженные газоны. Юлия была абсолютно одна. В чужой стране, почти без денег, без работы. Беременная сыном русского оборотня. Сознавая опасность, грозящую ей и ребенку в случае, если Медведь, одержимый идеей мести, все-таки выйдет на ее след.

– Сеньорита! Эй, сеньорита!

Она обернулась. Следом за ней из дверей агентства выскочила худенькая юркая девочка-подросток в рабочем синем халатике и косынке, с влажной губкой в руке. Пока Юлия мялась, не зная, к кому обратиться, девчушка старательно отмывала заляпанную витрину «Трамонтаны».

– Сеньорита, синьор Мигель…

Не зная, как объяснить, она взяла Юлию за руку и потащила за собой вперед по людной улице курортного городка. Дойдя до перекрестка, она выразительно махнула рукой в сторону уходящего вверх пустынного переулка.

– Да-да, я знаю… – слабо улыбнулась Юлия. – Спасибо. То есть – грасиас!

Девчушка сверкнула белоснежной улыбкой, радостно закивала и скрылась в потоке туристов. Юлия понуро повернула туда, где узкий переулок заканчивался крутым подъемом прибрежной скалы. Туда, где заканчивалась туристическая зона с ее старинными улочками и стенами древнего замка. Туда, где начинались скучные однообразные кварталы пригорода.

Юлия вздохнула, медленно, неохотно поднимаясь вверх по пологому склону переулка. Она и сама прекрасно знала расположение дома синьора Мигеля. И только она знала, как трудно ей было заставить себя туда пойти. В ту квартирку, где она целовалась с измученным наркотиками и страхом Антонио… Навсегда в ее памяти останется момент, когда он шагнул вниз с края башни Рождества, глядя на Юлию с любовью и мукой.

Вот уже сейчас, за этим крошечным палисадником, что утопает в каких-то ярко-синих, до одури сладко пахнущих цветах, покажется этот дом. Юлия мучительно поморщилась, вспомнив свое последнее там появление – смерть несчастной Моники, опустошение в выпуклых глазах Мигеля, осиротевший Хуан и безумная Хуанита, азартно рисующая картины с апокалипсисом. И она с Антонио, поссорившиеся, убегающие в ночной ливень на стареньком мотоцикле Хуана… Как они ее встретят? Возможно, не пожелают видеть и знать. И она их прекрасно поймет! Слишком много горя случилось в этой семье во время ее знакомства с ними. И частично – и из-за нее… А может, их вообще нет дома?!

В окнах горит свет. Она с бьющимся сердцем приоткрывает дверь, которая, как всегда, не заперта…

«Немая сцена» – это именно то, что сейчас происходит!

Она ожидала, что ее могут захлестнуть эмоции. Но не такие… Яркий свет, какого здесь никогда раньше не бывало, наполняет комнату чувством благополучия и комфорта. Вроде – все то же самое. И мебель, и стены, и картины, и… картины на стенах. Все то же самое, только и в помине нет того запустения и убогости, которые она помнит. Все стало неуловимо, но явно лучше.

Люди, сидящие в гостиной синьора Мигеля за круглым столом, повернули к ней головы. Неизвестно кто был поражен больше. Она, увидевшая эти персонажи, возникшие как будто из давнего сна, или они. По крайней мере, у синьора Мигеля, Хуана и Хуаниты были такие лица, словно им явился даже не призрак, а ангел, сошедший с небес… Но не это было самое главное.

Самое главное произошло тогда, когда она с тревогой и недоверием медленно повернула голову в ту сторону, куда обратились их с трудом оторвавшиеся от нее взгляды. Юлия вскрикнула. И ей показалось, что кто-то в комнате коротко вскрикнул с ней в унисон, словно раненый зверь.

В дверях маленькой кухни стоял с бокалом вина в руке очень бледный, неестественно красивый, так, что даже стал не похож на себя, но живой… Антонио!

Они вскочили со своих мест одновременно. Но Антонио, стоявший ближе всех, потому что кухня граничила с прихожей крошечной квартирки, успел первым подхватить ее под локоть, когда девушка опасно покачнулась вперед.

– Юлия!! О боже, Юлия, мой ангел! Что с тобой?!!

– Сеньорита Юлия… Юлия… – загудел синьор Мигель, который, как всегда, когда волновался, повторял все по два раза. – О, как я рад… как я рад…

– Добрый вечер, сеньорита! Вам нехорошо?! – послышался встревоженный возглас в любых обстоятельствах вежливого Хуана.

– Ей плохо! Ее тошнит! – с простотой, позволенной сумасшедшим и гениям, заявила Хуанита.

Она не могла ничего ответить, потому что у нее действительно потемнело в глазах и резко ослабли колени. Потому, что слезы душили слова, застряв едко-горьким комком в горле. И еще потому, что, обессиленно опускаясь на диван с холщовыми подушками, куда подвел или, скорее, донес ее Антонио, мысленно воздавала благодарности дону Карлосу! Хвалу и благодарность, горячую и искреннюю, за его заботу о ней даже после гибели.

– …Юлия, Юлия, мой ангел… ты… ты…

Антонио, а это был действительно он, не отпускал ее руки, усевшись рядом на диване. Он то и дело подносил их к губам, а потом сразу отпускал и начинал бормотать что-то восторженно-нечленораздельное.