Заметки о любви - Дженнифер Смит

– Многое в нашей жизни проще, чем кажется, – говорит Мэй вслух. – Решиться на что-то – вот что сложно.

– Наверное, – вздохнув, отвечает Хьюго. – Но не все могут быть бесстрашными режиссерами, которые сломя голову несутся в стадо коров. Ну, или кто за какими мечтами гоняется.

Она улыбается.

– А что, почему бы и нет?

– Начнем с того, что я даже не знаю, о чем мечтаю. Пока что я чувствую себя… не в своей тарелке. И мне очень хочется заняться чем-то, понимаешь? Чем-то новым.

Проходит несколько секунд, и Мэй поднимает глаза на полку над своей головой.

– Хьюго?

– Да?

– А кто сказал, что это не может быть мечтой?

Хьюго просыпается от того, что поезд перестал двигаться. Моргая, он смотрит в потолок, находящийся в опасной близости от его лица. Снизу раздается царапанье ручки о бумагу, и парню требуется некоторое время, чтобы понять, где он находится.

Он отодвигает занавеску рядом с кроватью и зажмуривается от полившегося в окно света. За стеклом виднеется табличка с надписью: «Толедо». Рядом с окном стоит мужчина из купе в другом конце коридора и курит сигарету. Его сонные глаза почти закрыты полями ковбойской шляпы. Раннее утро, еще даже нет шести, и небо освещают рассветные всполохи. Хьюго снова ложится на спину.

– Мэй?

– Доброе утро.

Хьюго проводит пальцем по волнистой линии, которую кто-то нарисовал на потолке и которая, похоже, никуда не ведет. Может, это карта. Или их маршрут. А может, просто линия.

– Где находится Толедо?

– В штате Огайо.

– А что случилось с Пенсильванией?

– Она на своем месте. Просто мы ее проспали.

Повисает молчание, и снова раздается царапанье ручки.

– Что ты пишешь?

– Да так, делаю заметки.

Хьюго придвигается к краю кровати. Его ноги запутываются в ремнях, когда он пытается слезть, и парень чуть не кувыркается вниз, но ему удается удержать равновесие и спрыгнуть на пол. Мэй, которая сидит на нижней полке с блокнотом на коленях, поднимает на него глаза. Она уже успела переодеться в черные джинсы и серую футболку с логотипом «Охотников за привидениями». Хьюго замечает, что лак для ногтей на ее пальцах ног такого же оттенка фиолетового, что и оправа ее очков.

– Ого! У тебя ужасный почерк!

– Не самый ужасный в мире.

– Ты же понимаешь, что вот эти синие линии нарисованы не просто так, да? Нужно писать между ними.

Мэй смотрит на него в притворном возмущении, а потом подгибает под себя ноги, чтобы он смог сесть на другом конце постели.

– Я работаю над вопросами для интервью с Айдой.

– Хочешь попрактиковаться на мне? У меня офигенно получается американский акцент.

– Уверена, что так. Но ты не Айда.

– Точно. И о чем ты собираешься ее спрашивать?

– О ее жизни. Надеждах. Страхах.

– Что ж, – прислоняясь спиной к окну, говорит Хьюго, – мы точно знаем про страхи Роя. Он боится, что в вагоне-ресторане закончится яблочный пирог.

С улицы раздается приглушенный голос Людовика, который объявляет об окончании остановки, а затем тяжелые шаги пассажиров, возвращающихся в поезд. Дверь их купе закрыта, но они слышат, как возвращается на свое место их сосед. Затем поезд, дернувшись пару раз вперед, отъезжает от перрона.

Хьюго кивает на блокнот Мэй.

– Так какой у тебя план?

– Думаю, что начну снимать документальный фильм, – глядя на него через очки, отвечает девушка.

– Об Айде.

– Типа того. Ты же видел их с Роем вчера вечером. Подумай, сколько еще сейчас людей в этом поезде, сколько еще историй любви! Я хочу снять фильм об этом.

– О любви и поездах?

– О любви и поездах, – соглашается Мэй и, склонив голову, пристально смотрит на Хьюго. – Слушай, а каким одним словом ты мог бы описать любовь?

Хьюго растерянно смотрит на нее, и почему-то его сердце вдруг начинает биться быстрее.

– Понятия не имею.

– Это может быть все что угодно. Например, пицца.

– Пицца? – удивленно переспрашивает он. – Почему пицца?

– Это… неважно. Можешь подобрать любое слово. Без разницы.

– Нет, погоди! Почему ты думаешь, что любовь похожа на пиццу? – с ухмылкой спрашивает Хьюго, и Мэй бросает на него полный нетерпения взгляд.

– Я тут ни при чем.

– Нет, почему ты сказала, что любовь похожа на…

– Хьюго!

– Ладно, ладно. Мне нужно время, чтобы подумать. Особенно если надо сочинить что-то получше, чем пицца.

– Тебе нужно отвечать быстро. Первое, что приходит в голову.

Почему-то первой мыслью Хьюго становится их разговор прошлой ночью и то, как легко ему было болтать с ней в темноте. Но это не одно слово, и они не влюблены, поэтому он думает о Маргарет, вспоминая проведенные вместе годы и пытаясь отыскать определение этому. Но в голову ничего не приходит.

– Это не по мне, – хмурясь, говорит парень. – Я предпочитаю все обдумывать.

– Какой ты скучный!

– Знаешь, что может помочь?

– Что?

– Пицца, – отвечает Хьюго и смеется, когда Мэй закатывает глаза. – Это шутка. Я хотел сказать, кофе.

Они решают пропустить церемонный завтрак в вагоне-ресторане, купив вместо этого коробку пончиков, и находят свободный стол в вагоне-гостиной. Рядом с ними разбираются с билетами два помощника кондуктора и пожилой мужчина раскладывает пасьянс из колоды, на рубашках карт которой изображен логотип «Чикаго Кабс»[9]. В это время здесь было спокойно.

– Почему именно любовь? – спрашивает Хьюго, открывая коробку с пончиками.

– Пожалуй, слишком рано для таких философских вопросов, – отвечает Мэй и поднимает свою кружку с кофе.

– Просто… Я понимаю, почему поезда. Но почему истории любви?

– Потому что, – говорит девушка, сверкнув глазами, – что может быть более личным? – Хьюго все еще пытается найти связь, а она тем временем продолжает: – Тем более раньше мне ни разу не представлялась такая возможность. Все мои фильмы были простенькими, потому что такой же была и моя жизнь. Наверное, это и создало определенные проблемы. Например, однажды я сняла фильм про белку, которая застряла в нашей вентиляции, и если честно, эта белка была не намного хуже, чем ребята из театрального кружка, которых я обычно снимаю. Чаще всего площадками для моих съемок становилась бакалейная лавка, школа или заправка, потому что больше у нас и пойти-то некуда. И вот я еду в поезде, где столько разных людей из совершенно разных мест, и у каждого – миллион историй.