Пропуск с красной печатью - Александр Тамоников

И снова к ночи майор не мог уснуть. Вроде забылся, но тут же проснулся весь в поту и глянул на часы – начало первого. Сон как отрезало. Он присосался к бутылке с минералкой, пошатался из угла в угол, затем, сунув ноги в кроссовки, спустился в холл и вышел на улицу. Охрану с периметра он убрал еще вчера. Спецы снимут часового – толку никакого. А просто так глаза мозолить – отыщется сознательный гражданин, «стукнет» в органы, мол, у Гароцких в доме посторонние – может, самогонщики, может, наркоторговцы.

Дождь временно прекратился, в воздухе стояла изморось. Майор поежился, но все равно решил пройтись и направился в сторону озера. Озерную гладь накрыл туман – он плавал над водой, над зарослями мелкого ивняка, травянистыми обрывами. Вдруг до него донеслось глухое покашливание. Майор насторожился и пошел на звук, сунув руки в карманы. На берегу возилась невнятная личность в накидке. Гальский подошел ближе. Мужчина возился у старого кострища – укладывал в золу ветки, обломки бескорых коряг. Потом опустился на колени, достал спички.

– Здравствуйте, – негромко сказал майор.

Мужчина вздрогнул, вскинул голову. В бликах лунного света очертилось морщинистое лицо. Знакомая личность. Пожилой хромоногий мужчина, который видел их в машине с Гароцким, а потом болтался по деревне, украдкой косясь на усадьбу. Любопытная Варвара, которой на базаре чуть нос не оторвали? Какого хрена он тут делает? Гальский украдкой огляделся – кроме этого субъекта, никого.

– О боже, здравствуйте, конечно же… – как-то патетично воскликнул мужчина, со скрипом поднялся и протянул майору руку: – Прохор Налимов, живу я тута, в четвертом доме, сорок лет с хвостиком уже живу в Ключевом… А вас как звать-величать, если позволите? – Он выглядел немного испуганным, но пожирал глазами незнакомца с жадным любопытством. От него ощутимо попахивало спиртным, причем не самым изысканным. И язык немного заплетался.

– Алексей, – представился Гальский. – Алексей Зинченко. В гостях мы тут.

– У Генки, что ли, Гароцкого? Видел вас, любезный, видел, в машине вы с Генкой ехали… А вы кто ему? Много вас вроде тут…

– Родственники… – Майор невольно поморщился – и откуда возникают эти досадные препоны? – Родственники из Луганской области.

– Тоже беженцы?

– Вроде того.

– Как интересно… – Глаза у старика Прохора забегали. – А что, на Украине до сих пор война идет?

– А вы газеты не читаете, Прохор?

Почему-то последняя фраза старика рассмешила. Он не чувствовал угрозы, затрясся в меленьком смешке.

– Ой, не смешите меня… Я, между прочим, сам родом из Одессы… Какие газеты, откуда здесь газеты? Телевизор-то толком не показывает. А еще Москва, говорят, где-то рядом… Закурить не будет, любезный?

– Не курю.

– Жаль… А много вас в гостях у Генки? – Старик машинально бросил взгляд на забор.

Затягивать беседу явно не стоило.

– Местный, говорите, Прохор? – проигнорировал вопрос майор. – Ну, и как вы тут живете?

– Ага, местные мы, – закивал тот. – А че, живем, как в Куршавеле, не тужим… В леспромхозе работал, пока на пенсию не вытурили. А потом жена померла, все дела разладились, пенсия какая-то маленькая стала… – Он сокрушенно вздохнул, с надеждой заглянул собеседнику в глаза: – Деньгами не подсобите, любезный? А то карманы прохудились, денег нет, вот рыбки наловить решил… Я верну, Христом богом клянусь, верну. Пройдет всего лишь несколько дней…

– Держите, – вынул несколько мятых бумажек из кармана майор. Старик радостно заурчал, вырвал деньги, принялся запихивать в карман пиджака под накидкой.

– Вы настоящий человек, любезный, спасибо вам огромное. Повесть надо писать о таких, как вы, – повесть о настоящем человеке… Надеюсь, и друзья ваши такие же широкой души люди…

– Все в порядке, Прохор, вернете, когда разбогатеете. Как рыбка, клюет?

– Не знаю пока, недавно снасти поставил, хочу костер развести. Даже не знаю, будет ли сегодня клевать – в дождливую погоду, знаете ли, караси не очень поддаются вылову. Но что делать? Кушать ведь что-то надо…

– Вы один живете?

– Один, да-да, совсем один, – лихорадочно закивал головой старик. – Супруга скончалась, даже дети умерли. Они молоденькие у меня богу душу отдали. Машеньке девятнадцать было, когда ее электричка под Ивантеевкой задавила, Петруше – двадцать, когда через поле шел в грозу и его молния ударила… Да ладно, это давно было, пережил как-то…

– Сочувствую, Прохор. А с соседями дружите, приятелей имеете в деревне? Наверное, рассказываете им, когда на рыбалку собираетесь?

– Вы странно так спрашиваете… как вас… Алексей, Александр? – Старик снова засмеялся. Он не чувствовал подвоха. – Все знают, что я рыбачить на озеро хожу. Если клюет, могу и сутки просидеть. Карасики тут водятся, гальяны, карпы небольшие… А раз ночью пришел, то до утра точно не уйду, буду до упора сидеть, костер жечь, потом в фуфайку завернусь, всхрапну… Иногда Степану Мальцеву, соседу, улов отношу, он мне за это небольшую денежку дает. А вам не требуется рыбка, любезный? Можно пожарить, ушицу сварить, завялить. Если скажете, наловлю, утречком часов в восемь занесу к вам. Много не возьму, не волнуйтесь…

– Почему бы нет? Конечно, Прохор, заносите, будем вас ждать. Отдадим хозяйке, пусть готовит.

– Отлично, – обрадовался доверчивый рыболов. – Не желаете выпить со мной, почтеннейший? На сон грядущий, так сказать? Чтобы спалось крепче и солнце побыстрее встало, – завибрировал он от смеха.

– А у вас есть? – удивился майор.

– О, не извольте беспокоиться! – Старик засуетился, опустился на колени, начал шарить в своей котомке. – Напиток, конечно, не с пятью звездами, тетя Марфа могла бы еще разок перегнать, прежде чем продавать втридорога. Но чем богаты, как говорится. Не волнуйтесь, любезный, пьется, как по маслу…

Гальский усмехнулся – какие только знакомства не подбрасывает жизнь. Он еще раз осмотрелся. Округа спала. Обнаружил краем глаза, как один из поплавков вдруг стремительно ушел под воду. Вынырнул, задергался, снова утонул. Он ударил рыболова ладонью по затылку – чтобы оглушить на несколько мгновений, больше и не надо. И чтобы следов от удара не осталось. Прохор охнул, зарылся носом в свою котомку. Майор схватил его за шиворот, подтащил к воде. Рядом с удочками из воды выступал шершавый камень сантиметров сорок в поперечнике. Тут же колышек, к которому крепился садок. Пришлось ступить в воду одной ногой, волоча бесчувственное тело. Он подтащил старика к камню – чтобы лицо оказалось в аккурат над ним. Прохор пришел в себя, задергался, как рыба на крючке. Но майор держал его крепко. Затем резко бросил и отпустил. Старик словно приклеился физиономией к камню. Всплыли руки, закачались на встревоженной воде. Кровь потекла в воду, рисуя на ней замысловатые узоры. Нижняя часть туловища осталась на берегу – унести в озеро вроде не должно. Майор задумчиво оценил свое «творчество». Прохор умер – нельзя быть таким любопытным. Тишина стояла, где-то опять взыграла рыбка. В траве стрекотал кузнечик. До утра обнаружить старика некому. Пусть и обнаружат – оступился, подлезая к садку, ударился головой о камень. Пить надо меньше. Главное, чтобы до девяти утра не обнаружили, а то шум поднимется. Нет, опасно, надо уходить раньше девяти…