Рассказы ночной стражи - Генри Лайон Олди
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Я заметил ваш неподдельный интерес к моей скромной демонстрации, – как бы невзначай обронил Ясухиро, когда со всеми заверениями, благодарностями и взаимными комплиментами было покончено. – Как вы еще молоды, Рэйден-сан! Боюсь, на кого-то постарше я бы не произвел такого впечатления.
Он наполнил мою чашку, я с поклоном взял ее обеими руками. Ароматный пар щекотал ноздри.
– О, Кэзуо-сан! Ваша демонстрация была более чем впечатляющей. Я впервые видел, как человека рубят стальным мечом! Это бесценный для меня опыт.
Я не соврал сенсею. В ночном саду он рубил циновки, не живых людей.
– Боюсь, что мои жалкие потуги – лишь блеклая тень мастерства наших предков. Ваш восторг согревает мне сердце, но древнее искусство ныне утеряно. Пращуры считали, что меч – душа самурая. Это скорее поэтический образ, но иногда меня мучат сомнения. Не утратили ли мы частицу души, отказавшись от боевых мечей? Хотите взглянуть на них поближе?
– Вы слишком добры ко мне, Кэзуо-сан! Это большая часть для меня, недостойного…
Поднявшись на ноги, Ясухиро жестом велел мне оставаться на месте. Два шага, скользящих как по льду – и вот сенсей бережно снимает с подставки мечи, большой и малый, оба в черных ножнах. Возвращается к столу, кладет перед собой; коснувшись серебряной защелки, извлекает из ножен большой меч. Слышен тихий шелест – с таким звуком движется змея в жухлой траве.
Блеск металла. Я невольно подался вперед.
– Длина клинка – два с половиной сяку[19]…
Волнистый муар старинной ковки. Совершенный в своей простоте.
– Клинок изогнутый, без долов…
Бритвенно-острый даже на вид. Тронь лезвие – останешься без пальцев!
– Цуба[20] прорезная, с изображением Комаину, собаки-льва…
Накладки из серебра. – Рукоять обтянута кожей ската…
Оплетка черным шелковым шнуром. Сейчас такую делают дорогим самурайским плетям.
– Ножны покрыты черным лаком…
Узор в виде стрекоз.
– Настоящее совершенство, не правда ли?
– Полностью с вами согласен.
– В наши дни не носят стальные мечи. Боятся. Не умеют владеть ими, как должно. Но отголоски тех времен, случается, долетают до нас. Вы слышали о цудзигири?
– «Смерть на перекрестке»? Проба меча на живом человеке?
Ясухиро был удивлен моей осведомленностью, хотя виду не подал.
– Я не ошибся в вас, Рэйден-сан. Что ж, если вам известна эта забытая традиция… Вы, без сомнения, легко поймете, что произошло с тем каонай, о котором вы рассказали мне в свой предыдущий визит.
– Кто-то пробовал на нем меч?
– Да. Такой же меч, как эти.
Убрав большой меч в ножны, сенсей положил его рядом с малым, так и не покинувшим своего чернолакового убежища.
– Фамильный, как ваши?
– Разумеется. Новые мечи сейчас не куют.
– Да, конечно. Я понимаю, что происходит, Кэзуо-сан, я не понимаю другого. Если меч – душа самурая, зачем осквернять его порченой кровью безликих?
– Раньше меч тоже пробовали не на князьях. Нищие, бродяги, крестьяне. Случайные прохожие. Преступники. Даже трупы, привязанные к шесту. Кстати, убитый каонай… Он ведь был не один такой, правда?
Никакой тайны я сенсею не открою. По городу и так ползут слухи.
– Да.
– И что, ни одного свидетеля? Кто-нибудь видел убийцу?
– Мой слуга.
– Он опознал этого человека?!
– Нет. Убийца скрыл лицо под тряпкой.
Я повторил слова Мигеру:
– Как презренный каонай.
Долгое время хозяин дома молчал, размышляя о чем-то своем. Поднял, покачал в руке бурый чайник из пористой обожженной глины, похожий на трухлявый пень. Саби, вспомнил я слова настоятеля Иссэна. Естественность, скрытая в несовершенстве. Ваби, обыденность. Простота и воздержанность. Сибуй – сочетание этих двух качеств. Без сомнения, чайник Ясухиро обладал всеми тремя достоинствами. Что же до югэн – намека, недосказанности – то ничего такого в чайнике не было. Разве что оставалось загадкой: пуст он или полон?
Чайник был пуст. Сенсей это определил по весу, а я – по сенсею.
Вот и весь югэн.
– Моему деду, – нарушил молчание Ясухиро, – а позже отцу предлагали поединки на стальных мечах.
– Уже после сошествия Чистой Земли?
– Да.
Кто мог предложить такое безумие предкам учителя? О, я знал этих людей! Ивамото Камбун из рода самураев с одинаковыми именами – не важно, который. Все Камбуны, сколько их ни было, ненавидели семью Ясухиро.
– Поединок за право возглавить школу?
– Из вас получился хороший дознаватель, Рэйден-сан, – Ясухиро улыбнулся: едва заметно, одними уголками губ. – Господин Сэки сделал верный выбор. Вы правы, все упиралось в школу. Если вы задали такой вопрос, то думаю, вам также известно, кто делал эти предложения.
Я кивнул. К чему называть имя, если мы оба знаем, о ком идет речь? У стен есть уши, в особенности – у бумажных стен наших домов. А там, где есть уши, есть и языки.
– А как же фуккацу?
Сенсей пожал плечами:
– Не всякий поединок заканчивается смертью.
Отец сказал то же самое. С теми же интонациями.
– Останься кто-нибудь калекой, он бы не только потерпел поражение, но и утратил руку или ногу, а вместе с нею – возможность возглавлять школу. Его место занял бы победитель, более искусный во владении мечом, а значит, и более достойный.
– Это не ваши слова, Кэзуо-сан.
– У вас чуткий слух.
– Это слова того, кто бросал вызов.
– Да.
– Но если все-таки? Если насмерть?
– Тогда убитый возродился бы в теле убийцы и возглавил школу.
– Но ведь он проиграл!
– Это не важно. Важно, что теперь во главе школы стоял бы человек, знающий не понаслышке, что такое бой насмерть.
Безумие Камбунов было лучшим бойцом, чем мой здравый смысл. Как я ни старался, я не мог найти уязвимую щель в этих утверждениях.
– Ваши уважаемые отец и дед согласились? Отказались?
– Разумеется, отказались.
– Эти люди сумасшедшие! Простите, Кэзуо-сан, я не имел в виду ваших досточтимых предков! Они-то как раз люди разумные…