Первый удар - Николай Шпанов

Предположение капитана Косых было отчасти верно. Бомбардировщики Хеншель-123 действительно должны были дождем мелких бомб — весом от двухсот пятидесяти граммов до одного килограмма — засыпать колонны большевиков. Разрыв бомбы во много раз действительнее пулеметного и пушечного попадания.

Избавить эскадру от этого врага могла надвигающаяся темнота. Проектируясь на темную землю, СБД будут почти не видны сверху. Если флагману удастся искусным маневрированием уйти с курса Хеншелей, их работа будет сильно затруднена.

И действительно, прежде чем упали первые бомбы немцев, в наушниках Косых уже прозвучал вызов Дорохова. Предупреждая свои части о появлении бомбардировщиков, он приказывал непрестанно менять курс. Обстановка позволяла, кроме того, несколько разредить строй. Было мало вероятия, что истребители немцев повторят атаку, — этому мешало скопление над эскадрой их собственных машин. А к тому времени, как Хеншели останутся за хвостом главных сил Дорохова, будет уже совсем темно.

Роль германских истребителей на сегодня сыграла. Сыграна достаточно неудачно.

За бомбардировщиками Хеншель Косых с трудом различил еще многочисленные силуэты больших самолетов. Это были монопланы Юнкерс-90. Он полагал, что Юнкерсы должны будут продолжить работу Хеншелей по бомбардировке эскадры. Но на плечи Юнкерсов была возложена совершенно другая задача. Об этом догадался более осведомленный в секретах противника Дорохов.

Летя плотным строем, Юнкерсы должны были сблизиться с противником на расстояние, какое допустит его огонь, но не превышающее двести метров. Германское командование совершенно сознательно шло на то, что потери в рядах Юнкерсов будут очень велики; с такой дистанции их будут расстреливать, как куропаток. Но пассажирские машины не представляли для него такой ценности, как боевые. Достигнув указанного сближения, Юнкерсы выпустят тросы, подобные тросам полетных антенн. К концу троса подвешена мина большой взрывной силы. Вытравив тросы, Юнкерсы меняют свой параллельный курс на пересекающийся с таким расчетом, чтобы оставаться как можно дольше на пути нижней колонны.

В противоположность Хеншелям, которым темнота мешала работать, Юнкерсам она была необходима.

Последняя часть сражения — введение в 6oй Хеншелей и Юнкерсов — проходила уже значительно более замедленными темпами. В то время как за все три атаки истребителей секундомер капитана Косых отсчитал всего 5 минут 50 секунд, сближение с надвигающимися Хеншелями длилось свыше двадцати томительных минут. К тому времени, когда вся масса Хеншелей осталась за хвостом эскадры, Косых успел насчитать не больше двенадцати разрывов бомб. В темноте вспышки были очень хорошо видны, хотя уже и нельзя было различить машин, ставших жертвами попаданий. Небольшой процент попаданий бомб нужно объяснить тем, что СБД непрерывно маневрировали, меняя курс. Это вынуждало немцев тоже постоянно менять курсы и углы прицеливания.

Ночь вступила в свои права.

Земли не стало.

Взошедшая луна не в силах была помочь сражающимся.

Они мчались навстречу друг другу или следом, или наперерез один другому, не видя ни противника, ни своих.

Бойцы на земле, в обстановке ночного боя, могут переброситься словом, они чувствуют друг друга по отрывистому дыханию, по топоту ног, по шороху земли, а если есть хоть немножечко света, светит хоть кончик луны, бойцы уже видят друг друга. И при часовой скорости перебежки в восемь-десять километров собственное движение кажется им столь стремительным, что встреча с врагом бывает внезапной, как столкновение. А корабли в море? Несколько десятков кораблей, избирающих место для боя на пространстве в миллион квадратных километров, представляют друг для друга ежесекундную угрозу столкновения, могущего возникнуть более быстро, чем это воспримет глаз вахтенного. И это при скорости хода всего в каких-нибудь пятьдесят — шестьдесят километров. Самолеты же двигались со скоростью пятисот и больше километров.

Только время от времени, при удачном повороте, в слабом свете луны мерещились летчикам неверные силуэты ближайших машин.

Юнкерсы совершенно растворились в темноте. Все вокруг представлялось бесконечной бездной. Темнота делала бессмысленной трату зарядов. Только ещё далеко, где-то на крайнем левом фланге, сверкали вспышки у надульников. Может быть, особенно дерзкие летчики врага подошли там на слишком короткую дистанцию, позволяющую, стрелкам угадать их присутствие. Может быть, просто нервы стрелков не выдерживали томительного ожидания противника.

От настороженного созерцания темноты капитана Косых отвлекло приказание флагмана: «Учесть потери и состояние частей». Занятый переговорами с командирами, Косых забыл о времени. Каждая часть доносила о какой-нибудь утрате. Не считая разведывательных машин, эскадра потеряла: выбывшими из строя 32 СБД и летящими с неисправимыми повреждениями 14. Кроме того, 48 оставались в строю с повреждениями, исправляемыми в полете. Выслушав доклад капитана Косых, Дорохов сказал:

— Сообщите о потерях начальнику ВВС. Прибавьте слова: «Потери меньше, чем я ждал. Не сомневаюсь в выполнении задания партии и правительства».

Вернувшись на свое место и взглянув на часы, Косых увидел, что прошло уже более получаса со времени снижения эскадры на тысячу метров из-под Юнкерсов. Можно было быть уверенным, что немцы в темноте потеряли эскадру. Опасность осталась позади. Несмотря на то, что Косых только теперь о ней вспомнил, он все же вздохнул с облегчением: нужно думать, что ночью эскадре ничто не грозит. Она может дойти до цели, не понеся новых потерь.

И в темноте полет частей эскадры проходил в том же порядке. Если бы несколько лет тому назад перед соединением большой численности была поставлена задача группового полета ночью, то стало бы неизбежным огромное эшелонирование частей по горизонтали и вертикали. При условии идеальной постановки штурманской службы успех полета базировался бы на точном соблюдении временных интервалов между отдельными частями и даже самолетами. Теперь же введение в практику нескольких специальных приборов позволяло даже в полной темноте соблюдать боевые порядки в соединениях и любые строи в частях.

Дымка, закрывавшая небо, исчезла. Над колоннами засверкали звезды.

Казалось, земля была безмятежно спокойна. Ни сияющих, белым заревом городов, ни огонька в деревнях. Лишь сквозь сильные линзы труб можно было изредка заметить отражавшую звездный свет гладь озера.

Косых справился с данными штурмана. Колонна шла над северной границей Богемии. Здесь разбросаны десятки городков, местечек, деревень и крупных заводов. Но жизнь в них притаилась. Все живое, напуганное гулом самолетов, забралось под землю.

Хотя боевой приказ десанту не содержал ничего неожиданного, Богульный не мог скрыть волнения, прорабатывая задачу с командирами частей. Его бойцы должны будут, в буквальном смысле этого слова, упасть на голову противника. Не на параде, не на маневрах с холостыми выстрелами и полотнищами условно отвоеванных рубежей. Их встретят не посредники с белыми повязками. На земле будут немцы. Богульный понимал, что это значит.