Одесская сага. Ноев ковчег - Юлия Артюхович (Верба)
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Однажды Женька крошила картошку, задумалась и сильно рубанула ножом по пальцу.
– Ай! – подпрыгнула она и, разревевшись, сунула раненый палец в рот. Практически в ту же секунду в слезах она рефлекторно со всей дури метнула кухонный нож в дальнюю стенку.
– У-у-у, надоело! Надое-ло-о-о все! Гори эта Фрунзовка синим пламенем! У-у, мама-а-а, домой хочу, – тихо подвывала она, упершись в стол и нянча пострадавшую руку.
Выдохнув, она оглянулась поднять нож. Его нигде не было.
– Да что за напасть?! – злилась Женька, обшаривая пол и мешковины. Она встала, отряхнула платье и чуть не стукнулась лбом о рукоятку – нож аккуратно вошел в корешок «Отцов и детей» Тургенева. Жизнь в экспроприированной барской библиотеке дает некоторые преимущества, и Женька нашла развлечение по душе – дождавшись, когда все уйдут, а Нилочка будет уложена на дневной сон, она стала метать кухонный нож. С ее врожденной меткостью и рукой, еще больше окрепшей от тяжкого домашнего труда и бесконечных стирок, за месяц она наловчилась управляться с ним не хуже цирковых артистов.
– «Война и мир», второй том! – с удовольствием шептала она и кидала нож в сторону плотных рядов потемневших корешков. – Настя Добренко, – хищно ухмылялась чуть позже, называя имя одной из фанаток Пети и загоняя пущенный нож по самую рукоятку в томик Байрона. – Хотя какой там Байрон! Мозгов и на азбуку не наберется! – Женька сбрасывала все недовольства и оттачивала мастерство. Повреждения были почти незаметны, да и книга – не доска, и нож входил практически беззвучно. Женька решила на всякий случай пока не демонстрировать мужу новые навыки, но стала заметно спокойнее и увереннее. Было, правда, пару моментов, всколыхнувших и скрасивших ее бесконечные будни. Первый был связан с работой Петьки – курсанты обоих полов частенько приходили к нему для каких-то консультаций, просили что-то пояснить, а иной раз и просто так. И если парней Женька хоть и не привечала, но относилась к ним с терпением, то двух особо ретивых молодух, почти каждый день их навещавших, на дух не переносила. Гостьи проявляли неподдельный интерес не столько к учебе и книгам, сколько к ее мужу. То одна, то другая, спрашивая, невзначай касались его пышной молодой грудью размером больше Женькиных бедер. Склонялись рядом, невзначай терлись, вообще игнорируя присутствие жены.
– Ах вы коровы непуганые, – намывая посуду и поглядывая на идиллию за столом, не выдержав, прошипела она. – Ну ладно. Нож я в вас не метну, хотя очень хочется, да и задницы – не промахнешься, но… повеселимся.
Женя сначала честно пару раз намекнула Петьке, что работать во внеурочное время неправильно, надо отдыхать, что надо и ей, и малышке больше времени уделять, но он все сводил к шутке, просил не ревновать и всегда повторял, что, мол, работа такая, люди просят помощи, они же нам помогали с ремонтом, ну и т. д. Но Женя нашла простой и совершенно иезуитский способ выжить из дому непрошеных гостей: она стала требовать, чтобы визитеры снимали обувь, когда заходят к ним в комнату, на вопрос Петьки: почему? – ответила: – А у себя в хате они тоже в сапожищах грязных и в опорках по всему дому разгуливают? Ты вот, когда к ним приходишь, разуваешься?
– …ну конечно, там же прибрано, дети малые…
– А у нас, значит, грязно???.. – вошла в штопор Женька. – Я, значит, не убираю, дом в порядке не содержу и детей у нас нет?! Нилочка, иди сюда, покажись папке, он на своей любимой работе забыл, что ты есть!..
– Ничего она не любимая… я на железку назад хочу… – тихо и по-детски горько ответил Петька.
Женя моментально успокоилась, стала уговаривать его потерпеть до осени: – Ну что ты, родной, осталось всего ничего.
Больше Петька таких вопросов не задавал.
А Женька торжествовала победу и терпеливо ждала результата своей комбинации. И он не заставил себя долго ждать. Надо сказать, что пол в комнате у них был дико холодный, не помогала даже круглосуточная топка печки-«голландки», не спасали положения и жиденькие половички, сделанные из старой мешковины, – а больше колхоз ничего не смог выделить. Так вот, все дело было в том, что парни ходили в сапогах и, естественно, носили портянки, а значит, сняв сапоги, в комнату заходили босиком. Выдержать больше десяти минут на ледяном полу не смог никто. Девушкам было чуть проще, они в валенках щеголяли, и шерстяные носки как-то спасали положение, но ненадолго, да и Женька постоянно, проявляя исключительно материнскую заботу, напоминала им, что пол холодный, что застудятся, что им рожать и т. д. Победа было полной и безоговорочной. Тем более, что соблюдать гигиену зимой и часто намывать взопревшие в валенках ноги не получалось. Петька был достаточно брезгливым и рефлекторно отодвигался от источника запаха. Дополнительные занятия снова переместились в класс – там не надо было разуваться и шлепать босыми ногами по ледяному полу, – а потом и вообще стихли, потому что в присутствии кучи парней барышням стало затруднительно охмурять преподавателя, и они, после пары насмешливых комментариев своих однокурсников, сразу потеряли всю любознательность и жажду знаний и оставили Петьку в покое. Остались только два парня, которые не хотели ничего, кроме как слушать его, задавая миллион вопросов одновременно и на разные темы. Косько, с собой наедине, с улыбкой вспоминал себя малого, как он донимал Ивана Беззуба такими ежедневными вопросами, задавая их такой же скороговоркой, и, не получив ответа, тут же задавал новые. Не мог он им отказать, но, как человек системный, навел порядок и тут (очень помогла ему школа Беззуба): вопросы задавать через день, потому что в один день – один вопрос. Но подробно, с формулами, если надо и с иллюстрациями, и на следующий день уже он проверял, как усвоили, спрашивал с парней тот же материал. Подробно и обстоятельно.
Эта маленькая победа придала вкус зимней жизни Женьки, а тут еще она и на работу пошла, скучать стало некогда, более того, пришлось даже обратиться за помощью к тем же сельским девчатам, чтобы не оставлять Нилочку без присмотра, пока Женька разбирает бумаги и наводит порядок в бухучете колхоза, чего, если разобраться, по большому счету, никогда никто не делал. За наведением порядка с бумагами, составлением отчета незаметно пришла весна, но работы меньше не становилось, потому что бесконечные циркуляры из города и требование все новых и новых форм отчетности заставляли ее работать вечерами и даже брать работу на дом. Такой ритм внес существенные коррективы в порядок жизни их семьи. Теперь уже Петька каждый день сетовал, что он приходит с работы, а жены дома нет, ужин холодный и в доме не прибрано.
Потом жалобы внезапно прекратились. Причина выяснилась быстро: пару раз задержавшись на работе, Женька приходила домой и заставала там веселье, самовар на столе и дружно хохочущую, раскрасневшуюся и развеселую пару – своего благоверного и одну из нянек, Ниночку. На столе – остатки пирожка, который эта дрянь для него приперла.
Для Женьки это было что красная тряпка для быка. Но настоящая одесситка, клятый суржик, выросший в молдаванском дворе, найдет выход из любой ситуации. Тем более в борьбе за свое движимое и недвижимое имущество. И ни мораль, ни этика, ни тем более человеколюбие ее не остановят.