Тени черного пламени - Алексей Колентьев

Голос его звучал глухо, но каждое слово звучало отчетливо:

– Сейчас будет поворот! Там раньше пятачок под холмом был, Семен говорит, можно отдохнуть!..

Он снова убежал вперед, и обоз стал медленно выбираться из теснины холмов, поворачивая влево. Тут же ветер усилился, яростно трепля одежду. Темень вокруг разрывали отдаленные всполохи обычной грозы, пошел дождь. Вскоре потоки воды стали падать с неба непрерывно, превратившись в бьющий наискось ливень. Даже трудно было сказать, откуда налетел ураган, стрелка компаса застыла уже давно, указывая на север. Так было со всеми приборами, включая дальномер монокуляра, они либо отключились, либо врали абсолютно беззастенчиво. Не помогал и рельеф: теперь, насколько хватало глаз, вокруг была ровная как стол степь. Высокая мертвая трава поднималась по обе стороны узкой тропы, и поверх этого моря больше не просматривалось ничего окрест. Однако Семен упорно вел нас вперед, пока справа я не увидел громадину высокой горы. Странной была ее веретенообразная форма, отчего я сразу же вспомнил про Улей. Но одно дело – видеть нечто подобное на снимках и совсем другое – ощущать масштабы и чуждость этого явления на себе. «Веретено» стояло на узком по отношению к своей середине основании, заметно заваливаясь набок. В высоту оно было метров тридцать, вершину едва можно разглядеть. Обоз повернул еще раз, и я понял, что мы идем по земле, сминая сухостой. Тяжелые, набухшие от влаги стебли плохо гнулись, оба наших кучера вынужденно спешились и вели лошадей в поводу. Воды было так много, что вскоре степь превратилась в непролазное болото. Спасали тросы, которыми мы были прикреплены к фургону, с ними идти оказалось не так трудно. Так прошло еще около трех часов, пока вдруг под ногами не появилось ощущение твердой поверхности. Нет, вода никуда не делась, просто теперь мы шли вверх, да и травы больше не попадалось. А еще через некоторое время неправильная гора заслонила весь горизонт впереди. Болото и чавкающая грязь остались позади, и обоз снова шел по удивительно ровной, без ям и выбоин дороге.

Снова прибежал Стах, хотя на этот раз голос его звучал с неподдельной усталостью:

– Сейчас будет легче, еще немного вверх, а там и стоянка…

Поразительно, но куда-то испарились все недоверие и настороженность, которую охранники испытывали к нашему проводнику еще сутки назад. Тот же Стах снова был собран и уверен в себе.

Очевидно, к тому были веские основания, и я поинтересовался:

– Что это за место?

– Гора костяная. Ну или типа того… Внутри вся пористая, пустая, точно знаю, что не камень это. Мы тут были в прошлую ходку на Кордон. Место приметное, гору издали видать…

К подножью горы подошли, уже когда и без того темное небо стало совершенно черным от набежавших низких облаков. Вблизи поверхность горы оказалась изрыта кавернами и полостями разного диаметра. Ветер и поутихший к этому времени дождь лишь иногда захлестывали на небольшую площадку, кем-то основательно утоптанную. Никакого намека на пещеру или дыру подходящего размера я не заметил. Фургоны мы подогнали вплотную к стене таким образом, чтобы те образовали нечто вроде боковых стен. Там возницы растянули большую герметичную армейскую палатку с тамбуром, в которую с помощью электрокомпрессоров стали нагнетать отфильтрованный воздух. Лошадей распрягли и, загнав в довольно просторный тамбур, опрыскали дезинфицирующим составом из баллонов, притороченных до этого времени на крышах обоих повозок. Петря и Никола остались там со своими подопечными, а мы со Стахом и Анджеем, развернув еще одну палатку, но вдвое меньших размеров, обустроили свое временное жилище. Поместиться получилось только троим, но хитрость состояла в том, что двое всегда должны быть в карауле, поэтому большего пространства и не требовалось. Комбезы и оружие после обработки вонючим составом от радиации благоухали так, что слезились глаза, но приходилось полагаться на то, что эта штука действительно помогает. Сам состав превратился в комкообразную массу, которую мы, счистив друг с друга, отправили в специальный контейнер, чтобы затем выставить наружу. Все трое обтерлись спиртовым раствором, так что впервые за все время в пути я почувствовал некоторое облегчение. Белье развесили на специальной решетке, нагревавшейся от газовой плитки. Попутно Джей разогрел три банки перловой каши со свининой, Стах достал из загашника печенье, а я поделился заваркой зеленого чая. Вскоре в палатке стояло ровное чавканье и урчание. Компрессор справлялся неважно, и вскоре запахи дезинфекции, прелого белья и пищи смешались в один непередаваемый букет. И благодаря этому казалось, что ешь портянки со вкусом жидкости от комаров, приправленные для остроты собственным и чужим потом и черт еще знает чем. Пользуясь свободной минутой, я разобрал и почистил оружие, осмотрел комбез и дыхательную маску на предмет повреждений, но все было в норме. Где-то час я полулежал у стены, опираясь на раму каркаса палатки, и даже ненадолго уснул. Напарники тоже затихли, Джей тихо похрапывал, за что получил по шее от Стаха и тут же затих. Мыслей никаких не было, только сытая тяжесть от горячей пищи. И все же я невольно поздравил себя с верно принятым решением. Фокус с проводником удался уже хотя бы потому, что мы вышли в известный бывалым караванщикам перевалочный пункт, за это можно сказать спасибо Судьбе. Неожиданно ожила моя рация, замигал огонек вызова. Протянув руку, я прицепил ошейник ларингофона и, нащупав в рукаве провод с тангентой, вдел в ухо наушник.

Сквозь спорадические разряды помех я уловил вызов, это был Гуревич:

– …тиныч!.. Вы… Джей, на …ишку! Ка… приняли?

– Принял, мы идем.

Повторив отзыв раза три, я поднялся и, попутно толкнув подскочившего на коврике Анджея, знаком показал, что пора собираться в караул. Тот с явно недовольной физиономией покосился на мирно дрыхнувшего приятеля, но все же поднялся. С сожалением я в последнюю очередь надел маску и, когда мы вышли из тамбура, включил «ночник». Все вокруг опять стало двухцветным, что даже настраивало на рабочий лад. Если не можешь чего-то изменить, постарайся обратить это себе на пользу. Жестом показав топтавшемуся возле входа в палатку напарнику на небольшой выступ у края площадки, я пошел в ту сторону, уже не оглядываясь. Оттуда вышла сгорбленная фигура в плащ-палатке, это был Гуревич. Но пока он не махнул правой рукой три раза, как было условлено, я стоял на месте, держа его на прицеле. Шутки шутками, а рейд у нас выдался непростой, и лишний косяк – это, как правило, верная смерть. Со скалы на тросе спустился Семен, и на его место, немного заартачившись, полез Анджей. Там, на внешней стене скалы, среди множества каверн и мелких дыр была одна ниша, вполне подходящая для дозорного. С моей позиции открывался неплохой обзор на степь вдоль протоптанной нами тропы, но из-за дождевой мороси ничего видно не было уже на расстоянии двадцати метров. Я настоял на растяжках, но те четыре «феньки», которые я выставил по флангам и на тропе, от серьезного нападения не защитят, а мин никто с собой не таскал. Как мне объяснил Гуревич, «они место занимают». Услышав такое от человека, отрекомендованного мне как опытный разведчик, я мысленно выругался и всю дорогу стерег все действия нашего начальника. Так и в этот раз: о растяжках я его и остальных предупредил, но ничего, кроме кривых ухмылок, в ответ не дождался. В принципе это не так важно, пусть резвятся как хотят, лишь бы не мешали. Первые полчаса все было относительно спокойно, ветер сменил направление и существенно убавил в силе. Дождь стих, уступив место мелкой водяной взвеси, постоянно оседавшей на одежде, смотровых стеклах маски и стволе автомата. Счетчик радиации размеренно трещал, внешний фон все же был изрядным. Несколько раз меня вызывал Анджей, ему постоянно чудилось что-то вдалеке, но, как я ни вглядывался, ничего особенного заметить не удавалось. Караул – место не для праздных размышлений, но, когда сидишь на одном месте без движения, а вокруг унылый и неподвижный пейзаж, невольно начинаешь думать о своем.