Любовь с видом на парк - Линда Джонсон

— Вы волновались? Из-за меня?

Не до конца потухший костер часто легко разгорается вновь, достаточно одной искры. Так и сейчас: четыре слова, всего лишь, а Марина, позабыв о смущении, резко вскинула голову, сквозь слезы взглянула на мужа, стоявшего в двух шагах от нее, запальчиво воскликнула, не следя за словами:

— Да, из-за вас! Представьте себе! Не все люди куклы, некоторые ещё и чувствовать могут! Даже если их намеренно игнорируют неделями подряд!

Прямо сейчас, произнеся последнюю фразу, Марина поняла, что сказала правду. Не всю, но правду. Муж был ей небезразличен. Она привязалась к нему, думала о нем чаще обычного, а когда узнала о его «гибели», внутри у нее как будто что-то оборвалось.

На лице мужа недоумение сменилось изумлением. В кои-то веки проявлялись эмоции, показывавшие, что перед Мариной стоял живой человек, а не робот.

— Мне казалось, что так и следовало поступать. Разве не об этом мы договаривались перед свадьбой? — в отличие от лица, в голосе эмоций не было.

— Вы поставили меня перед фактом, — сильное потрясение давало о себе знать, Марина забыла о привычной осторожности. — Моего мнения вы не спрашивали. За все время, что мы живем в одной квартире, вы даже не заговорили со мной. Я всего лишь вещь, как это кресло, — Марину несло. Накопившиеся претензии находили себе путь вовне. — Если я вам не нужна, то к чему этот фарс?! Фиктивный брак, да…

— А если нужна? — перебил ее муж. — Если уроды не имеют права на чувства, но тоже хотят, что бы их любили? — Горечь в голосе, затем снова спокойно. — Я пообещал, что не трону вас и пальцем. Я выполнял это обещание.

— Не спросив меня, — уже успокоившись, повторила Марина. — Вы поставили меня перед фактом. И все. Ни вам, ни Вовке мои чувства и желания не интересны. Он меня продал, вы — купили. Но оба даже не спросили, а что мне самой нужно? Сидеть сутки напролет в четырех стенах — не предел моих мечтаний. Не тронете и пальцем? А может, я хотела и хочу, чтобы вы… — Марина запнулась, покраснела, но продолжила, — тронули. Но вы же не спрашиваете никогда…

Глаза снова защипало, и снова от слез, только на этот раз вызванных не страхом, а обидой.

Привычный мир стремительно рушился прямо на глазах, обращаясь в уродливые развалины.

«А может, я хотела и хочу, чтобы вы тронули», — сказала и в очередной раз разрыдалась.

Лео не знал, как ему реагировать. Он вообще в данный момент ничего не знал. Слишком разительно отличалось то, что он видел перед собой, от того, что представлял себе все эти дни. Она? Хочет? Он не спрашивает? Конечно, он не спрашивает, потому что привык к определенной реакции окружающих на каждый жест, каждое слово. Но здесь, в случае с Мариной, все пошло наперекосяк.

«А может, я хотела и хочу, чтобы вы тронули», — нет, в услышанное поверить было совершенно невозможно. И все же… Вот она перед ним, сидит, всхлипывает, как подозревал Лео, от обиды.

Сердце заболело и от ее слез, и от понимания того, что он явился их причиной. Нормальные люди в подобных ситуациях стремятся утешить, хоть как-то. А он…

— Я даже обнять вас никогда нормально не смогу, — он сам не понял, зачем произнес эту фразу.

Марина резко вскинула голову:

— А вы обнимите, как сможете! Я же не так много прошу… — и опять плакать.

Немного, да. Все и сразу.

Но он сделал оставшиеся два шага, встал вплотную, протянул руки, ставшие вмиг деревянными, неловко положил ей их на плечи, с трудом понимая, что следует делать дальше. Она всхлипнула ещё раз, а потом неожиданно приникла к нему, прижалась к груди щекой, оставляя мокрые следы на черной шелковой рубашке.

— Я чуть с ума не сошла, когда Света позвонила, сказала, что вы, что вас… — Лео слышал, как Марина старалась выровнять дыхание.

— Это машина, — голос подчинялся с трудом. — Она была на техобслуживании.

— Не надо меня избегать, — Марина отстранилась, посмотрела Лео в глаза. — Мне плохо одной, без вас.

— И поэтому вы до сих пор мне «выкаете»? — стараясь разрядить ситуацию, пошутил он.

На этот раз Марина не смутилась, не покраснела привычно.

— Это привычка, я постараюсь ее перебороть, — тихо ответила она.

Лео смотрел на ее еще мокрое от слез лицо и думал, что красивее девушки он ещё не видел.

— Все не так просто, — он покачал головой. — Я ведь все же мужчина. А ты, — он намеренно перешел на «ты», — красивая девушка.

— И что? — не поняла она. — Мы муж и жена. Я хочу быть с… тобой. Почему нет?

— Потому что я — пугало для нормальных, — он выделил голосом это слово, — людей. И на тебя, мою жену, будут смотреть с разными чувствами, но уж точно без дружелюбия.

— И что? — снова повторила Марина. — Почему меня должны волновать мысли и чувства других?

Странный вопрос. Ответа на него у Лео не было.

Слова лились сами собой, словно из глубины души, в конце концов найдя выход и обретя свободу. Марина наконец-то высказала все, о чем думала так долго, все эти дни, сидя в четырех стенах в одиночестве. Она искренне не понимала, почему ее, и так сторонящуюся толпы, должны были волновать чужие мысли и чувства. А если в лицо скажут… Марина знала, что долго не забудет ощущения, испытанные при телефонном звонке Светы. Только теперь она до конца поняла, насколько дорог ей был якобы фиктивный муж, уж явно дороже чьей-то возможной желчи, выплеснувшейся в ее сторону.

Вот он стоял перед ней, тот, кого она за пару минут успела и похоронить, и воскресить. Идеальная стрижка, как и положено человеку его уровня, то ли зеленые, то ли карие глаза, Марина никогда не могла точно определить их цвет, посаженные немного на разном уровне, тонкие губы, голова непропорционально большая, слишком широкие для этого небольшого тела плечи, напряженные руки. Его называли уродом, но совсем недавно Марина осознала, что не хочет менять его ни на какого красавца. Рядом с ним ей было комфортно и спокойно.

«Если уроды не имеют права на чувства, но тоже хотят, чтобы их любили?», — в этом весь он. Сам решил, что не имеет права на чувства, сам закрылся от остального мира, сам заранее отстранился от Марины. Все сам. Ничье мнение не интересно.

«…я — пугало для нормальных людей», — и пусть их, нормальных. У Марины сердце разрывалось от боли не из-за них.

— Давай пойдем на кухню, — муж прервал затянувшееся молчание. — Там выпьем кофе, успокоимся оба.

Марина кивнула. Да, им обоим нужно было время, чтобы прийти в себя. Но теперь, когда Марина наконец-то высказала наболевшее, она чувствовала, что с души как будто камень упал, тот самый, который все это время мешал ей нормально жить и глубоко дышать.

Кофе и чай через несколько минут были разлиты по чашкам. Муж снова сел на нормальный стул, высокий для него. Марина успела заметить, что он по возможности избегает той мебели, что делалась специально под его размеры. Даже мебель, и та его гнетет.