Проклятие Ильича - Андрей Готлибович Шопперт

— Кого, вшей, штоль? Так они здоровы! Вон как бодро скачут, — ехидно ответила старуха.

Подавив тоску по чугунной сковородке, Левина сердито сказала:

— Это лечится! Называется педикулёз и лечится!

— Ну так лечи, коли знаешь как, сюдыть тебя через тудыть! — обрадовалась старуха и шагу не сбавила.

— Я не знаю как! — недовольно буркнула Марьяна Ильинична.

— Коли не разумеешь, тогдась и меня нечего учить, — ядовито фыркнула старуха.

Через несколько часов беглецы вышли к речке. Шумной, быстрой и неширокой, что бежала среди влажных чёрных камней, журча экологически чистыми водами.

— Переходить будем вброд, — вздохнула старуха. — Заодно и помоемся. А ты, Марьяна, как разденешься и реку перейдёшь — огонь свой выпусти, он вшей-то и повыжигает. Токмо отойди подальше от деревьев и пожитков, чтоб ничего не подпалить. Заодно и нас обогреешь. Уж, чай, с огневичкой под боком зады-то не отморозим.

Бывшие узники принялись раздеваться. Марьяна Ильинична с сомнением посмотрела на дырявый капор. Он выглядел прекрасным убежищем и для вшей, и для блох, и для прочих маленьких средневековых радостей. Можно и без него походить, но это днём, а ночью температура опускалась если не ниже ноля, то близко к нему. Странно, что деревья стояли ещё настолько зелёные. Но это не единственная странность. Как посмотришь — вроде лес как лес. А приглядишься — а он чужой. Непривычный, неродной. Ни берёзки тебе, ни осинки, ни даже заморской апельсинки.

Стащив с себя до отвращения грязную одежду и бельё, Марьяна Ильинична сложила всё аккуратной стопкой, подняла вместе с корзиной над головой и пошла на штурм речки. Только шагнула в студёную воду, как ногу свело от холода. Левина чуть не ухнула в экологически чистые воды вместе со скарбом. Чудом удержалась на другой ноге. А идти-то надо! Кое-как доковыляла до середины да провалилась по грудь. Бурный ледяной поток едва не сбивал с ног, кожа горела, и без того впалый живот вжался в позвоночник. Ещё два шага — и она вышла на другой берег. Стало будто жарко, и при этом мокрое тело щипал холодок.

Обернувшись на спутников, юная пенсионерка вдруг замерла, забыв про холод.

Дхок оказался девочкой. Обычной девочкой, ещё не вступившей в пубертат. Коротко обкорнанные волосы и взгляд исподлобья добавляли образу грубости, а мешковатые лохмотья скрывали тело. Но вот сейчас с мешком над головой через ручей, с трудом противостоя течению, шла обычная девчонка.

— Чего тебе? — буркнула она, заметив ошарашенный взгляд.

— Ты не мальчик! — удивлённо выдохнула Марьяна Ильинична.

— Ну извините теперь! — враждебно откликнулась разоблачённая.

Старуха резво перешла ручей, кинула вещи на валун и вернулась в воду, с уханьем смывая с себя тюремную грязь.

Очнувшись, Марьяна Ильинична кинулась обратно в ледяную воду, несколько раз окунулась с головой, полоща в ручье волосы. Когда мышцы заломило от холода, выбежала из воды, отошла подальше от вещей и кустов и обратилась к плещущемуся внутри неё лавовому озеру. А тому только волю дай — мигом наружу выплеснулось, вскипело в крови и запылало на коже. Левина стояла посреди крошечной полянки у реки и горела. И это было прекрасно.

Спутницы подошли поближе и протянули руки к ревущему пламени. Внезапно оно погасло, и на берегу ручья стало очень тихо.

В груди вдруг возникла такая стылая пустота, словно из Левиной вынули горячую сердцевину. А ещё вдруг накатили воспоминания из той, прошлой, жизни. Володенька, оседающий на скамейку. Его нарочито бравое лицо — не хотел ведь жену пугать. А потом — нелепая смерть, что привела её, Марьяну Ильиничну, сюда. На глаза навернулись непрошеные слёзы.

— Бельё, штоль, прополоскать да просушить потом, — проскрипела Дукуна вопросительно смотря на Марьяну Ильиничну. — По солнцу-то досохнет прямо на нас. До заката ещё долгонько.

Осеннее солнце действительно стояло высоко и грело в меру своих угасающих сил.

— Так и сделаем, — сипло откликнулась Левина, приходя в себя.

И первой вернулась в воду, остервенело полоская платье и бельё. Голую кожу покусывал ветерок, но без него на солнце было даже тепло. А энергичная стирка разогнала кровь по венам. Отжав панталончики и платье, Марьяна передала их старухе, что накинула на плечи купленную утром кофту, а сама вернулась в центр полянки. И снова запылала факелом. От поднесённой к ней одежды повалил густой пар, холодный ветерок сносил его в сторону реки.

Вскоре одежда стала почти сухой, а силы у колдуньи иссякли.

— Вы сказали, что я проклинать умею, — посмотрела она на Дукуну.

— Поклёп навела. Огневичка ты. Но им об энтом знать не обязательно. Постращала чутка, чтоб мыслей дурных в голове не родилось, — махнула рукой старуха, надевая влажноватое бельё. — Теперь перекусим и дальше в путь. Нам бы до вечера дойти до низовья Кали. Там и заночевали бы. А утром искали бы брод.

Поев, напившись воды и набрав её в пустую стеклянную бутыль из мешка Дхок, бывшие узницы инквизиции собрались и двинулись следом за своей предводительницей. Та с любопытством поглядывала на девочку, но вопросы не задавала. А Марьяна Ильинична пыталась наслаждаться ощущением чистоты и молодостью. Но как ни старалась — ни выходило ни чёрта, ни пряника.

Чем дальше они удалялись от города, тем труднее становился путь. Всё чаще приходилось обходить поваленные деревья и густые заросли. Возле некоторых из них, правда, беглянки останавливались и ели спелые налитые соком ягоды. И даже в корзину набирали, про запас. Дукуна ещё и за грибами не ленилась наклоняться — и вскоре пришлось освободить от сухарей один из мешочков, чтобы складывать туда плоды тихой охоты. Дхок шла молча, угрюмо смотрела на лес и с настороженностью — на взрослых спутниц. Но от отряда не отставала, несла заплечный мешок с одеялом и котелком, а старуха приладила на спину изъеденную молью шкуру…

Колдуньи стояли на краю небольшого обрыва, а во влажном овраге перед ними уже таился вечерний сумрак.

— Придётся к тракту выходить, — недовольно проворчала Дукуна, оглядывая завал из бурелома на другой стороне распадка.

— И как вы тут ориентируетесь? — вздохнула Марьяна.

— Дак чевой там, — пожала в ответ плечами старуха. — На чутьё полагаюсь. Оно, голубушка, ещё ни разу не подвело.

К ночи беглянки действительно вышли к тракту. Светлая грунтовая дорога мелькала между стволов поредевшего леса.

— Тут остановимся? — напряжённо спросила Дхок и буквально рухнула на землю, когда старуха кивнула.

У Марьяны Ильиничны и у самой сил давно не осталось. Шла на морально-волевых. Хилое маленькое тело явно не привыкло к длительным нагрузкам и теперь давало о себе знать дрожью в коленях и сведёнными икрами.

Воды было немного, но хватило и напиться, и сделать густой грибной суп. Котелок Марьяна Ильинична разогрела прямо в руках, и по полянке поплыл осенний дух. Туда же набросали сухарей из запасов, кореньев и трав, собранных старухой. Варево получилось отменным — сытным и ароматным.

Осоловев от еды, путницы расстелили шкуру, легли, прижавшись друг к другу потеснее, и накрылись пахнущим пылью одеялом. Вскоре на крошечной поляне недалеко от тракта стало совсем тихо. Ночь затаилась среди тёмных стволов. Осенний лес отдавал тепло ледяному чернильному небу.

Беглянки спали. Спали и не видели, как их медленно окружает стая волков.

Глава 12

Владимир Ильич

Событие двадцать девятое

Дела никогда не идут настолько плохо, чтобы их нельзя было ухудшить путём смены тренера.

Правила Джима Мюррея для игровых видов спорта

Владимиру Ильичу не спалось. И рана на пузе мешала, свербела. Болеутоляющие уколы работали, но всё одно где-то там внутри тянуло и кололо. Но не только болью она мешала, главное — она не давала переворачиваться с боку на бок. Всё же знают, что для того, чтобы уснуть, нужно несколько раз с правого бока на левый повернуться. А тут всё — лежи на спине, и хоть считай баранов, хоть не считай. Не спится. Ещё мешали мухи. Они залетели в открытую форточку и жжжжужжжали, бились в стекло, садились на простынку и даже на голову Костику. Левина это прямо бесило. Не любил мух. Ну да, вы просто не умеете их готовить. Ну уж нафиг, пусть их китайцы едят под соусом кисло-сладким.

Главной же причиной бессонницы было то, что днём выспался. Наверное, нужно было дотянуться до звонка и вызвать тётю Пашу, пусть бы укол димедрола поставила, но нежелание беспокоить строгую медсестру и, вообще, можно сказать, природная застенчивость от этого поступка Левина удерживали. Потому опять