По ту сторону синей границы - Дорит Линке
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Директор скрестил руки на груди и отошел к окну.
– Что за балаган устроили… – пробормотал он. Чуть повернув голову, но не глядя на меня, сказал: – Можешь идти. Заседание окончено.
С огромным облегчением я распахнула дверь, выбежала в коридор и чуть не врезалась во фрау Крёгер.
– Ну, ну, спокойней!
Она взяла меня за плечо и пристально взглянула в глаза.
– Все в порядке? От директора только что выскочила парторг. Это она из-за тебя так разъярилась?
Тяжело ступая, в коридор вышла фрау Тиль.
– Тебе должно быть стыдно, Ханна! Это не останется без последствий! Стыдно должно быть тебе, просто стыдно!
И, пыхтя, она зашагала по лестнице вниз.
– Странно все-таки… – тихо сказал фрау Крёгер, смотря вслед коллеге.
– Что странно?
– Ну, если бы меня спросили, у кого из учеников проблемы с поведением, я никогда бы не подумала о тебе.
Я не знала, что на это ответить, и только пожала плечами.
– Сильно тебя потрепали? – спросила фрау Крёгер.
– Да нет. Меня Джек Лондон спас.
– Неужели? – приподняла она бровь.
Я кивнула:
– От литературы все-таки есть хоть какой-то прок!
Учительница немецкого посмотрела на меня с упреком.
– Так я же вам про это на каждом уроке твержу!
Мы пошли к лестнице.
– Это все из-за деда. Он вел себя по-идиотски, а на мне решили отыграться.
Фрау Крёгер молчала. И вдруг послышался знакомый голос:
– Ага-а-а, так вот ты где!
– Опять двадцать пять, – вздохнула я. – Как же надоело…
– Поосторожней с ней, Ханна, – тихо предупредила фрау Крёгер.
К нам приближалась Карлова.
– Какое чу́дное представление мы сегодня увидели! Тебе бы в актрисы пойти.
Она сверлила меня глазами. Потом повернулась к фрау Крёгер.
– А вы что скажете, коллега? Вы ведь литературу преподаете. Как, годится Ханна Кляйн в актрисы?
– Возможно.
– А нам, возможно, следует подумать о допуске ее к экзаменам на аттестат зрелости, – сказала парторг. – Не будет ли это ошибкой?
– Стоит ли торопиться с выводами? – попыталась возразить фрау Крёгер. – Время пока терпит, до экзаменов еще три года.
Парторг пристально на нее посмотрела.
– Терпит?! Не хотите ли вы сказать, коллега, что и самой Ханне не стоит торопиться с выводами и задумываться о своем поведении? Вы так считаете?
– Н-нет, – пробормотала фрау Крёгер. – Я так не считаю.
Несколько секунд они молчали. Я не знала, куда смотреть. При взгляде на Карлову начинало тошнить.
– Ну ладно… – фрау Крёгер опять взяла меня за плечо и потянула в дальний конец коридора.
– У меня сейчас математика, – прошептала я. – Это в другую сторону.
– Тише, – шепнула она в ответ. – Сейчас главное – уйти отсюда.
На математику я, конечно, опоздала.
В классе было тихо, все усердно строчили в тетрадях. Фрау Бауэрмайстер показала на задание на доске: разложить многочлен на множители с помощью второй биномиальной формулы.
Я открыла тетрадь.
– Ваще не врубаюсь, совсем… – шепнул Сакси.
Я быстро все решила и дала ему списать.
Математичка спросила, кто уже готов, Сакси уверенно поднял руку. С гордым видом вышел к доске с тетрадкой и получил «отлично».
Едва он сел за парту, Андреас повернулся к нам.
– И как все прошло?
– Не так уж страшно. А фрау Крёгер защищала меня от Карловой.
– Да ну? – обрадовался Сакси. – Круто! Она классная! И не повторяет, как попугай, всю эту мутотень из газет и телевизора. Я давно заметил.
– Тишина в классе!
– Знаете, что мне наша соседка рассказала? – Сакси заговорщически подмигнул. – Человек, с которым фрау Крёгер была обручена, сидел в тюрьме. Потому что выступал против государства. Его выслали из ГДР, а от нее потребовали, чтоб она от него отреклась и разорвала помолвку.
– И что? – спросили мы с Андреасом хором.
– Что – что?
– Переходим к третьей биномиальной формуле…
– Ну, что дальше было?
– В смысле?
– Андреас, Ханна и Йенс, будьте добры закончить ваш важный разговор!
– Отреклась она от него или нет, дубина?
Сакси испуганно вскинулся.
– Понятия не имею! И соседка тоже не знает.
– Да наверняка отреклась, – прошептал Андреас, – иначе бы ей ни в жизнь не разрешили работать в школе.
– Как грустно, – сказала я.
Сакси замотал головой.
– Да ну-у-у, теперь-то ее жених по ту сторону, гуляет себе по Кудамм, сколько влезет. И ему наверняка наплевать, что она тут за кого-то еще замуж вышла.
* * *
Рельсы, пушки на платформах,
Питьевой фонтанчик
У вокзала.
Пьет он жадными глотками,
В пыльной форме, грязных сапогах.
Вот он перед вами,
Пассажиры,
Посмотрите, как устал он —
Ради вас;
Весь в пыли он —
Ради вас;
Идет он к пушкам —
Ради вас[29].
Это последнее стихотворение в моей коллекции.
Совершенно дурацкое: ни ритма, ни рифмы. Плыть под него практически невозможно.
Уже не помню, кто его написал.
Уж точно не Гёте. Стихотворение я выучила на детско-юношеской спартакиаде, в перерывах между забегами.
«Победитель спартакиады сегодня – олимпийский чемпион завтра!»
Так было написано на транспаранте у входа на стадион. Логики, конечно, никакой. Не может же каждый победитель спартакиады стать олимпийским чемпионом. Даже чисто математически.
В тот день тренер сообщил, что в спортшколу меня не берут. Результаты в забегах я показала средние, а потенциала для улучшения во мне не видят.
Так что с Олимпиадой можно было распрощаться. Я стояла под этим дурацким транспарантом и рыдала. Участвовать в международных соревнованиях было моей мечтой, а теперь все пошло прахом! Как написали в моей характеристике, я «не смогу представлять социалистическую Родину на спортивных состязаниях». В общем, конец всему!