По ту сторону синей границы - Дорит Линке

– Господи, еще и это!

Фрау Крёгер захлопнула дверь, побежала к раковине, смочила холодной водой полотенце и, усадив меня на стул, положила полотенце мне на шею. К носу прижала белый носовой платок.

– Ну просто отлично учебный год начинается!

– Я не нарочно, – прогундосила я сквозь платок. Холод медленно пробирался от затылка ко лбу.

– Твоему дедушке в школе лучше не появляться. Ты же видишь, к чему это приводит.

Дверь распахнулась. На пороге показалась Карлова. Она окинула нас ледяным взглядом, и я почувствовала, как фрау Крёгер напряглась.

– Вы что здесь делаете?

Носовой платок весь промок от крови.

– Оказываю первую помощь. Разве не видите?

Кровь опять закапала – прямо мне на блузку.

– Да что ж такое! – фрау Крёгер склонилась надо мной. – У вас есть носовой платок, фрау Карлова? Мой уже ни на что не годится.

Та не пошевелилась. Помощи от нее ждать без толку. Я наощупь нашла в ранце какую-то тетрадь и достала из нее промокашку. Разорвала ее пополам, свернула трубочкой и засунула в ноздри.

– Отличная идея, – одобрительно потрепала меня по плечу фрау Крёгер. – Хотя и выглядит, хм… необычно.

– Последствия ждать себя не заставят! – Карлова грохнула дверью.

И действительно, последствия проявились прямо на следующий день. На биологии мы проходили происхождение человека.

– Вот ни фига ж не понятно… – бормотал Сакси рядом со мной. – Гомо какие-то… эректусы… не-ан-дыр-тра-ль-цы, сапиенсы…

Андреас повернулся к нам, ухмыляясь во весь рот.

– И еще гомо, которые сексуалисты! Вроде тебя!

Сакси стукнул его линейкой по спине.

– А этот анекдот знаете уже? Почему граждане ГДР не могли произойти от обезьяны?

– Ну и почему?

– Так это и ежу ясно! Какая ж обезьяна сможет продержаться на двух бананах в год?

Вдруг закряхтел громкоговоритель школьного радио на стене. Раздался голос директора:

– Раз-раз-раз!

Наш биолог, герр Парек, опустил мел и недоуменно обернулся.

– Ну что еще такое?

– Господь с небес воззвал, – объяснил Андреас. Все засмеялись.

– Раз-раз. Ханне Кляйн явиться к директору. Срочно.

Парек указал мелом на дверь.

– Ну, иди тогда, да побыстрей.

Андреас поднял руку:

– Можно мне в туалет?

– Нет, нельзя.

– Но мне очень нужно!

– Не сейчас.

– Но если ему правда нужно! – встрял Сакси. – Что ж теперь, в штаны делать, что ли?

– Тишина! Выйти можно только Ханне. Не то под конец урока я тут один останусь, знаю я вас!

Он повернулся к доске и принялся подрисовывать шерсть австралопитеку.

По пустому коридору я дошла до кабинета директора. Там меня уже ждали: директор Шнайдер, парторг Карлова и наша классная в ядовито-желтом платье с жуткими цветочками.

– Та-а-ак, – сказал директор. – Ханна Кляйн. Мы хотим поговорить с тобой о твоем дедушке. Как ты относишься к его поведению?

Все уставились на меня, а я – на полузасохшее растение на подоконнике. Похоже, его давно уже никто не поливал.

– Отвечай, когда тебя спрашивают, – тявкнула парторг. – Сейчас же!

Я привычно вспомнила начало «Морского волка» – как всегда, когда хотела от чего-то отвлечься.

– Мы ждем, будущая комсомолка Кляйн!

Директор Шнайдер, приволакивая больную ногу, ходил туда-сюда по своему кабинету. Ортопедический ботинок глухо постукивал по линолеуму.

Парторг подошла ближе.

– Тебе, я надеюсь, известно, что наше государство дает право получить аттестат зрелости только самым достойным учащимся?

Еще ближе.

– Ты считаешь, что относишься к таковым?

Что сделал бы на моем месте Волк Ларсен[27]?

– Ты считаешь, что можешь претендовать на получение высшего образования за счет нашего социалистического государства?

Наверно, он бы просто всех убил. Или раздавил голой рукой сырую картофелину.

– Скажи что-нибудь, – сквозь зубы процедила фрау Тиль.

Карлова схватила меня за плечо.

– Ты считаешь, что достойна поступить в вуз, в то время как твой близкий родственник позволяет себе глумиться над принципами социалистического воспитания?

Она встряхнула меня.

– Отвечай же!

Пока наезжают на деда, лучше всего молчать. Ему они ничего сделать не смогут, он ведь уже на пенсии.

Директор сделал Карловой знак успокоиться. Она раздраженно уселась за директорский стол и схватила ручку, будто собиралась что-то записывать.

– Да открой же рот наконец! – выкрикнула фрау Тиль из своего угла.

Внезапно все стало совсем просто и понятно. Я подняла взгляд, посмотрела на синее небо в окне, а потом закрыла глаза:

– Не знаю, право, с чего начать, хотя иногда, в шутку, я сваливаю всю вину на Чарли Фэрасета. У него была дача в Милл-Вэлли, под сенью горы Тамальпайс, но он жил там только зимой, когда ему хотелось отдохнуть и почитать на досуге Ницше или Шопенгауэра.

В кабинете воцарилась мертвая тишина.

– С наступлением лета он предпочитал изнывать от жары и пыли в городе и работать не покладая рук. Не будь у меня привычки навещать его каждую субботу и оставаться до понедельника, мне не пришлось бы пересекать бухту Сан-Франциско в это памятное январское утро.

– Это что такое?

Я снова открыла глаза. Директор вопросительно посмотрел на фрау Тиль, та пожала плечами. Карлова с окаменевшим лицом вертела в руках серебряную ручку.

Я говорила и видела перед собой папу – как он лежит на кровати и счастливо улыбается, слушая любимого «Морского волка».

– Нельзя сказать, чтобы «Мартинес», на котором я плыл, был ненадежным судном; этот новый пароход совершал уже свой четвертый или пятый рейс на переправе между Саусалито и Сан-Франциско. Опасность таилась в густом тумане, окутавшем бухту, но я, ничего не смысля в мореходстве, и не догадывался об этом[28].

Парторг встала и быстро вышла из кабинета. Фрау Тиль даже не шевельнулась.