Ложь без срока годности - Юлия Ефимова

Воспользовавшись, что сейчас всё внимание переключилось с неё на Марго, Мотя тихо спросила Алексея:

– Что такое эт самое, ну то, что ты называл, ну, перфоратор?

– Перфоманс, – раздражённо ответил Алексей, – долго объяснять, просто расслабься и улыбайся, и не вздумай ни с кем это обсуждать. И ещё, – чтоб никто не заметил, что он ругается, он натянул неестественную улыбку и продолжил, – постарайся больше никуда не вляпаться. Тебя в детстве не учили, что в вечернем платье, тем более белого цвета, не следует садиться на ящики с зелёной кисточкой? Вон выпей шампанского и сделай вид, что ты пьяная и ничего не понимаешь.

– Мне нельзя, – ответила Мотя обиженно, оттого что все её усилия провалились и стало только хуже.

– Это почему ещё? – спросил Алексей.

– Я украла из зоопарка мартышку, – ответила Мотя, внимательно изучая бокал с шампанским.

– Я не удивлён этим фактом твоей биографии, но это-то здесь при чём? – не удержался и прыснул от смеха Алексей.

– А ты думаешь, я сделала это трезвая? – спросила Мотя и засмеялась вместе с Алексеем.

В это время Марго от вокального поздравления оттаяла, и вся процессия медленно стала перетекать в столовую. Красавчик Тимур, воодушевлённый, что удалось предотвратить Армагеддон, подбежал к хохочущим гостям.

– Разрешите представиться, Тимур, младший сын хозяина дома, – он протянул руку Алексею, а Матильду спросил: – Скажите, а как вы относитесь к творчеству Бэнкси, в частности, к его перфомансу с порезанной после аукциона картиной?

На его вопрос Мотя не ответила, а повела себя довольно странно: она печально посмотрела на Алексея и, выдохнув залпом, выпила шампанское.

Торжество было довольно странным и тяжёлым для всех и конкретно для Алексея. Сейчас, когда он дотащил своё наказание до постели и в беспамятстве уложил на кровать, ему страшно было вспомнить все события сегодняшнего вечера.

Матильда изменилась до неузнаваемости после первого бокала. Её безудержное веселье очень кстати пришлось имениннице, у которой вместе с алкоголем на свет вылезли и её пролетарские корни, поэтому «Угонщица» Аллегровой и танцы на столе в компании Моти для Марго были больше чем подарок.

За столом, за которым проходило торжество, напротив Алексея и Матильды сидели супруги Ванюшкины, их семейная пара была очень контрастна. Красивый высокий блондин Константин с пышной шевелюрой и худая бесцветная Луиза, в некрасивых очках, без тени косметики и с полностью седыми волосами. Её тонкие губы и острый длинный нос делали женщину не просто некрасивой, а даже отталкивающей. Она не сводила взгляд со своего красавца-мужа и незаметно дёргала под столом, периодически шепча:

– Костя, не пей, ты же знаешь, тебе нельзя, ну пожалуйста, мы же договорились с тобой, ты обещал.

Василиса Ванюшкина была внешне похожа на отца, но по характеру выделялась от скучной родни, постоянно соревнуясь в качестве сарказма с ещё одним весельчаком Тимуром. Луиза, для которой такое безудержное веселье Моти было, видимо, неприемлемо, когда они с Марго ушли в очередной танец, сочувственно спросила Алексея:

– Вы такой воспитанный молодой человек, в вас чувствуется порода, вам не кажется, что вы не пара?

Немного подумав, он ответил:

– Понимаете, мы хоть и аристократы, но не накопили богатств, сначала советская власть отняла всё у моих предков, потом перестройка, а Матильда богата, поэтому я и женился на ней, решив помочь возродить род Кропоткиных как состоятельных аристократов, – на этих словах Алексей вздохнул очень тяжко, как бы подтверждая свой неравный брак.

Надо сказать, это была его домашняя заготовка. Ещё в Москве, видя, как Мотя ест, он вспомнил историю своего друга, у которого была именно такая жена, дочь быстро разбогатевшего миллиардера, настолько быстро, что она ещё помнила, как зашивать колготки.

Когда же две дивы решили плясать канкан, неприлично задрав платья, не дожидаясь вопросов, он повернулся к Луизе, которая от возмущения пошла красными пятнами, и уточнил:

– Чертовски богата.

Потом были пьяные слёзы в обнимку на балконе, где Марго клялась Моте в вечной дружбе, а Мотя искренне её благодарила. Первая половина праздника была подчинена настроению двух новоявленных подруг.

Казалось, только Алексея беспокоила эта пьяная вакханалия, он единственный ходил за ними следом, боясь, что они натворят что-нибудь непоправимое, с ужасом помня про сворованную из зоопарка обезьянку. Остальные же гости, казалось, вздохнули с облегчением, едва пьяный бабский балаган перекочевал на террасу. Из гостиной слышался рояль и низкий, но такой красивый голос Эммы:

Её голос завораживал и уносил куда-то далеко от этих мест, Алексей неплохо разбирался в музыке и поэтому был поражён и песней, и её исполнением. Было очень странно, что женщина с такими внешними данными и с таким талантом не смогла сделать себе карьеру, ведь, судя по досье, оставленному им Савелием Сергеевичем, Эмма до сих пор работает преподавателем сольфеджио в детской музыкальной школе города Владивостока.

Алексей стоял в маленьком тёмном коридоре, так чтоб у него был вид и на террасу с обнимающимися пьяными дурами, которые сейчас решали, кто из них проще, и на гостиную, где пела Эмма. Не хотелось ни туда, ни туда: к первым, потому что Мотя постоянно искала подтверждения своих слов у Алексея, вот и сейчас она как раз кричала:

– Лёшик, ты где, вот скажи Маргоше, что я простодырая!

На что та, не дожидаясь ничьего подтверждения, уверяла новоиспечённую подругу в обратном:

– Не, ты крутая, ты московская штучка, а я деревенщина, вот, знаешь, говорят, «девушка может уехать из деревни, а деревня из девушки никогда» – это про меня, – гордо утверждала Марго. – Всё, что ты сейчас видишь, я сделала сама, потом и кровью, – хвасталась именинница и, пьяно хихикая, добавляла: – И не всегда своей. Знаешь, какая я? Я кардинал, серый кардинал, они все боятся меня, они все у меня на крючке.

– Давай дружить, – предложила в сотый раз Мотя.

– Как я давно тебя искала, – разводя сырость, прошептала Марго и коряво, в отличие Эммы, без аккомпанемента и слуха запела: