Сандаловое дерево - Элль Ньюмарк

На следующее утро Мартин встал рано и ушел, не позавтракав. Услышав, как щелкнул замок, я провела ладонью по его половине постели. Под потолком лениво ворочал единственной лопастью вентилятор, и это неспешное движение действовало на меня гипнотизирующе, не давая окончательно проснуться. Следя за ним, я оставалась в полусне, оттягивая возвращение в реальный мир.

Потом в комнату вбежал Билли и, проскользнув под москитной сеткой, забрался на кровать и подкатился мне под бочок. На завтрак я, как обычно, приготовила яйцо всмятку и теплый роти. Как приготовить роти, показала Рашми. Идея пришлась мне по вкусу — свежий хлеб за пару минут. Все, что требуется, это раскатать небольшой комок теста и быстро поджарить его на сковороде. Местные женщины делали роти немного иначе, на горячих плоских камнях, где лепешка поднималась на глазах, золотея и набухая. Я смазала роти маслом, положила джема и свернула в трубочку. Билли еще ел, когда задняя дверь приоткрылась и появилось круглое, улыбающееся личико Рашми. Билли помахал ей лапой Спайка:

— Намасте, Рашми.

— Намасте, бета. Намасте, Спек. — Она покачала головой, и камушек у нее в носу задорно блеснул. Потом повернулась ко мне и, сложив руки в молитвенном жесте, сказала: — Сегодня пойду в храм, пуджу делать. — Подняв пухленькую ручку, Рашми показала сначала на красную нить, которую пандит повязал ей на запястье, а потом на оранжевую точку, тика, на лбу.

— Очень красиво, — согласилась я.

— Я буду делать пуджу для мадам и господина.

— Ты будешь молиться за нас?

— Я каждый день проверяю постель мадам. — Рашми посерьезнела. — Хорошего секса нет?

— Что? — Я почувствовала, что краснею.

— Мадам не надо беспокоиться. Я сделаю пуджу Шиве. — Рашми заговорщически подмигнула. — Вы знаете Шиву, да? — Она как-то странно задергала плечом, и я вдруг поняла, почему в храмах Шивы так много фаллических скульптур. Шива — бог созидания и секса.

— Господи. — Может быть, англичане правильно делали, что держались подальше от своих слуг.

— Шива — сто процентов первый класс, — заверила меня Рашми и, прежде чем я успела что-то сказать — и даже сообразить, что именно сказать, — добавила: — Идем, бета. — Она подхватила Билли на руки и унесла из гостиной — несомненно, чтобы скормить ему тайком принесенный кокос.

Не желая выслушивать сальные намеки Рашми, я оделась, взяла сумочку и сообщила, что нам с Билли нужно прогуляться по делам. Не особенно при этом и соврав. В каждой церкви есть свой архив, и я надеялась, что Адела и Фелисити оставили какие-то следы в церкви Христа в Симле. Билли нравились прогулки в город — костюмы, запахи, цвета, — и он тут же, захватив Спайка и подушку, выбежал из дома и запрыгнул в свой «Ред флайер».

Я надела солнцезащитные очки, взяла фотоаппарат, и мы зашагали по дороге мимо аккуратных колониальных бунгало, уютно устроившихся на зеленых горных склонах. В девятнадцатом веке здесь занимались по большей части сельским хозяйством, и вся территория делилась на крупные плантации и мелкие фермы. Вторая волна строительства бунгало пришла в 1920-е, когда Симла сделалась летней резиденцией британского чиновничества. Древняя Масурла, оставаясь в русле индийской традиции, никаких перемен не замечала.

Отступив от дороги, бунгало благодушно отдыхали за стеной из цветущих кустарников и старых деревьев. Возле каждого кружила в ожидании распоряжений стайка смуглых слуг. Кто-то неспешно подметал веранду, кто-то подстригал зеленую изгородь. Название каждого дома можно было прочитать на воротном столбе: Вилла Муссон, Морнингсайд, Тамаринд-хаус.

Лето давно началось, но половина бунгало стояли пустыми. Лет двадцать назад все дома были бы заняты уже к маю, сейчас же здесь остались только чиновники, непосредственно связанные с передачей Индии индийцам, и большинство из них готовились отбыть после августа.

Когда я только приехала в Масурлу, жены этих чиновников, улыбчивые англичанки в скромных платьях, пригласили меня на послеполуденный чай в Морнингсайде, бунгало, принадлежавшем унылой, с лошадиной физиономией, Верне Дрейк. Сконы у нее получились какой-то странной формы, но варенец был великолепен. Оно и понятно, ведь в Индии его готовят веками. Джем от «Фортнам энд Мейсон» покупали в местном магазине. Дамы были вежливы, но я в их компанию не вписывалась. На мне были светло-коричневые слаксы и красивая туника, купленная на базаре. Я всегда настороженно относилась к ярким расцветкам и тогда перебрала целую стопку туник, прежде чем обнаружила расшитую серебром и украшенную янтарным стеклом шелковую камизу цвета шампанского. Еще я надела соломенную шляпу, солнцезащитные очки и сандалии, приехала на велосипеде и была вполне довольна собой, пока не вошла в комнату с «веселым» ситчиком, цветочными летними платьями и жемчугами. Не знаю, были они все ниже меня или выше — никто не поднялся при моем появлении, — но я ощущала себя жирафой в викторианской гостиной, и, пока разглаживала помявшуюся после долгой поездки камизу, эти тщательнейшим образом завитые дамы прятали улыбки за чашками с чаем. Снимая шляпу, я услышала, как кто-то сказал: «У моего мужа такой же шлем», но так и не поняла, принимать это как комплимент или издевку.

Принесли чай. Следуя проверенной временем традиции, установленной скучающими госпожами, мы мило болтали ни о чем. В какой-то момент Верна пригласила меня на службу в церковь Христа, добавив, что «преподобный Локк славится своим остроумием». Я уже встречала этого высокого, немного вялого в движениях священника, когда приезжала в Симлу за покупками. Добродушный, с открытой щербатой улыбкой, он приглашал войти, но тогда церковь меня не заинтересовала. Мозаичное стекло и службы вызывали не самые приятные воспоминания о Школе Ошибочного Восприятия.

Еще эти дамы приглашали меня в клуб, где они имели обыкновение играть в бридж и джин. Верна сказала, что они собираются там по вторникам и четвергам, а уик-энд чаще всего проводят у Аннадейлы, развлекаются крикетом и поло. Эти дамы в пестрых платьях жили в своем особенном мирке, заботливо перенесенном сюда уголке Англии, посещали англиканские службы, обедали в клубе или отеле «Сесил», заказывали кексы в «Уиллоу бейкерс», с удовольствием смотрели любительские постановки в театре «Гейети» и учили своих поваров-мусульман готовить ростбиф и бланманже. Все они были очень милы и очень старались оказать радушный прием, но мне никак не хотелось тратить драгоценное время на крикет и бридж. Никаких попыток продолжить общение я не предпринимала.

Мы прошли мимо Морнингсайда и спустились к фруктовой лавке Камала. Сам Камал всегда сидел на столе с паном и свежими листьями бетеля наготове. Рядом, на плетеном подносе, под написанной от руки табличкой «ЗАБУДЬ и НЕ ДУМАЙ», лежали треугольные зеленые пакетики. Обычно, получив три рупии, Камал с удовольствием соглашался присмотреть за машинкой, пока мы с Билли прокатимся на двуколке в Симлу.

— Я бы и бесплатно присмотрел, но знаю, что вам, белым людям, нравится за все платить, — говорил он.

Индийцы часто делают вид, что не хотят денег, и принимают плату так, словно делают одолжение. Правила этой игры знают все, поэтому я всегда настаивала, чтобы заплатить, и Камал, поморщившись, мои три рупии всегда брал.