Парадокс Севера - Виктория Побединская

Отец в свое время тягу напрочь отбил.

Мне было пятнадцать, когда я не успел пачку с куревом спрятать. Он тогда ни слова не сказал ни мне, ни матери, только довольно улыбался, глядя как я давлюсь десятой сигаретой подряд. Где-то после двенадцатой, этот момент я уже помнил плохо, меня вывернуло. После этого курить как-то расхотелось. Как и напиваться. Подозревал, поймай он меня, методы будут те же. А то и похуже что.

Лесниченко старший же был полной противоположностью. Иногда казалось, он просто непроходимо глух и слеп. Потому что его сын буквально орал, чтоб на него обратили внимание.

Как маленькие дети, дергают родителей за рукав, как за ниточку колокольчика, постоянно привлекая внимание, он дергал за те нити, на обратных концах которых были привязаны вещи гораздо более серьезные. Те единственные, на которые его родители еще хоть как-то реагировали.

«Мам, пап, я в участке за хранение травки…» — и вот тебя заметили. Ближайшее несколько дней твоё имя точно не будет покидать каждодневных обсуждений за ужином.

«Еще скажи, что тебе водку насильно в глотку заливали…» — и ты на домашнем аресте. К концу недели конечно надоест, зато сколько нервов можно успеть вытрепать.

«Черт побери, этот сопляк снова разбил машину!» — «Так уж вышло, пап», — просто пожимал он плечами, хотя иногда казалось, когда все прочие способы закончатся, закончится и он сам.

Макс словно жил на груди с плакатом «Вы видите, видите меня, черт возьми?», который выжигал собственной кровью. Проблема была в том, что они так и не увидели.

Зато увидел я. 

Идиот. Идиот, — повторял я себе после каждой его выходки. Но поздно. Куда теперь от него денешься? 

Сдержанно извинившись, я встал и покинул кабинет. Психолог знал, что пришел я за компанию, так что не стал бы говорить против.

«В следующий раз ты пойдешь», — написал я Антону. Тот ответил как обычно немногословно:

«Сам подобрал, сам и таскайся!»

Я ухмыльнулся. Сообщил Максу, чтоб обратно добирался на такси, завел машину и уехал.

Комната в кои-то веки встретила меня тишиной. Макс остался в клинике. Антон не появлялся со вчерашнего вечера. Скорее всего остался у какой-нибудь девчонки. Крутить романы было не в его стиле. Если он и подцеплял кого-то, то забывал их имена уже на следующее утро.

Сбросив куртку и ботинки, я направился в ванную, чтобы смыть с себя запах больницы. Им было пропитано все, и стоило там появиться, он оседал на теле не хуже, чем табачный дым. Я поежился, чувствуя ледяные капли, но спустя пару секунд вода потеплела, и я шагнул под струи, запрокидывая голову. Перебросил намокшие волосы назад, почему-то вспоминая, как мама просила постричься. Я не делал этого со дня ее смерти. Уже три года.

— Север, ты дома? — раздался знакомый голос.

Выключив воду, сдернул с вешалки полотенце.

— Я разговаривал с одним из парней Ахмеда. Отгадай, кто из наших засветился? — крикнул Уваров.

Высушив вторым полотенцем голову, я натянул на себя первые попавшиеся чистые вещи, которые чаще всего были чёрными, избавляя от необходимости тратить время на то, чтобы их как-то комбинировать, и вышел в комнату. Антон стоял на балконе, разглядывая оставшихся на выходные студентов.

Адель сидела с девчонками с ее курса, склонившись над чьим-то телефоном. Тон как раз смотрел в их сторону.

На другом конце площади новенькая кого-то ждала. Явно нервничая. Потому что каждый раз, когда она это делала, принималась теребить край собранных в хвост волос. Снова небось какую-нибудь мышиную революцию замышляет, — подумал я и почему-то улыбнулся.

— Так что там? — спросил, глядя на то, как из академии вышел Ломовой, а Солнцева побежала за ним следом.

Он шел, не оборачиваясь. Она — хвостом. Поругались что-ли?

— Парни не видели точно. Просто сказали, что кто-то из наших приходил. По описанию на баскетболиста похож.

— На этого что-ли? — кивнул я.

— Да, восьмой номер.

Вот же недоумок. Говорил я ему не соваться!

Теперь, отойдя на приличное расстояние, Солнцева и Ломовой друг на друга дулись. Детский сад, идиот-ромашка, ей богу.

— Надо бы проверить.

— Пусть Макс… — начал я, но остановился. — А хотя, знаешь, Тон… — Теперь Диана стояла недовольно сложив на груди руки. Темная прядь, выбившись их прически, касалась ее щеки. Девушка смотрела вдаль, о чем-то думая. — Кажется я знаю, как все провернуть. А главное, кто это сделает.

Антон повернулся, и хотя я не видел его глаз, знал, что смотрел он прямо на меня. И я ответил:

— У кое-кого передо мной должок.

Шариковая ручка едва ли не трещала, так крепко сжимал Пашка вокруг нее пальцы. Включая и выключая снова.

Щёлк, щёлк, щёлк.

— Слушай, ну не обижайся, пожалуйста, — прошептала я, наклоняясь ближе.

Лектор поднял глаза, оглядывая аудиторию, но все сидели, лежали на партах, либо просто уткнувшись в телефон вели себя тихо, делая вид, что слушают.

— Ну Паш. Так вышло.

Щёлк, щёлк, щёлк.

Насупившись, парень даже не смотрел в мою сторону.

Как объяснить, что пока он час прождал меня, чтобы пойти в кино, я проторчала почти до самой ночи в машине Северова?

Я тяжело вздохнула, посмотрев на друга. Весь вчерашний день мы не пересекались, словно он меня избегал. А я? У меня было чувство, что после случившегося из меня выкачали все силы. Выходной я провела на тренировке, стараясь собрать себя по кусочкам.

Сегодня же прошло уже три пары, две из которых Ломовой упорно делал вид, что меня не видит, но на физике отвертеться не смог никак, ведь мы сидели вместе.

Раздался скрип открываемой двери, и в аудиторию заглянул незнакомый парень.

— Солнцеву в деканат, — произнес он.

Лектор приподнял руку, молча показывая, что я могу идти, и вернулся к теории.

Я собрала сумку.

— Интересно, зачем тебя вызывают? — обернувшись, шепнула Леся.

Я пожала плечами и, перекинув ремешок через плечо, по-тихому ушла. Но только успела завернуть за угол, кто-то втащил меня в соседнюю аудиторию, захлопнув позади дверь.

— Что за… — я грубо вырвала руку из чужой ладони, резко обернулась и чуть не подпрыгнула, когда увидела его.

— Господи, ты не человек, а сущий…

— Ангел? — произнёс Север, присаживаясь на край учительского стола.

— Я противоположное хотела сказать вообще-то.

Он фыркнул, как будто только того и ждал. Уголки губ дрогнули от намека на улыбку.