«Ореховские» шутить не любят - Вячеслав Жуков

– Это уж слишком. – Капитан встал, подошел к окну, открыл форточку.

Табачный дым, подгоняемый потоком ворвавшегося в кабинет воздуха, крутанулся под потолком.

– Убийцу мы найдем и без Лонго. Но поведение ее и в самом деле непонятно. Вот что, Игорь. Эту дамочку – банкиршу – надо зацепить. Под любым предлогом зацепить – и к нам. Уверен, она кое-что может нам прояснить. Просто не хочет. Или боится. Дома она с тобой разговаривала так, а здесь у нас заговорит по-другому.

– В каком смысле?

– В самом прямом. Другая обстановка. Не думаю, что тут она будет себя вести так же раскованно, как дома.

– Алексей, ты ее еще не видел. Милицией ее не напугаешь.

– Ладно, посмотрим. Пугать ее никто и не собирается. Главное – найти к ней подход. Разговорить ее.

Квасов улыбнулся, и на щеках появились ямочки.

«Как у красной девицы», – подумал про него капитан.

– Я ж тебе говорю, ты ее не видел. Ее, Алексей, не разговоришь. Капризная, избалованная мадам.

– И сколько этой мадам лет? – спросил Ивлев. Ему не давали покоя шестьсот тысяч долларов, взятые Бондырем в банке. Хотелось разгадать план преступников, но пока с этим получалось туго.

– Твоей Наталье ровесница, – сказал Квасов. Он не думал, что Ивлев так удивится.

– Двадцать три? Вот тебе и раз! А муженьку сколько было?

Квасов чувствовал моральное удовлетворение. Хоть этим удалось произвести впечатление на капитана.

– Пятьдесять восемь.

– Интересно! Ей – двадцать три. А ему – пятьдесят восемь. Даже это уже подозрительно. Скажи, ты в данном случае веришь в бескорыстную любовь между ними?

Квасов в любовь не верил вообще. Раз пять он влюблялся по-настоящему. И все пять раз его настоящая любовь оставалась недоступной.

– Я как-то не думал… – Квасов неопределенно поднял глаза к потолку. Но Ивлев не дал ему сосредоточиться.

– Правильно! Молодец! И я не верю. Нет, такая любовь может существовать, но только теоретически.

– А практически? – спросил Квасов чуть с иронией. «Невыносимый человек, – подумал он про капитана Ивлева. – Тяжело с ним Наташке. Далась ему эта любовь! Ты о своей любви подумай лучше».

– А практически собери-ка ты об этой несостоявшейся банкирше побольше информации. Ну давай, Игорь. Бери в помощь людей, кого надо, и с богом. А я пошел на доклад к шефу.

Начальник ведущего отдела уголовного розыска полковник Махов своих людей ценил, но и умел с них требовать. Его боялись и уважали за справедливость. Еще не было случая, чтобы полковник с кем-то поступил несправедливо.

В управлении его отдел был одним из лучших, и в этом, конечно же, была огромная заслуга полковника Махова, человека, обладающего огромным опытом оперативно-розыскной работы.

Полковник Махов сидел за столом, заваленным бумагами, и что-то читал. Он страшно не любил, если его подчиненные заходили в кабинет без стука. Входить без стука настрого воспрещалось всем, кроме заместителя начальника по оперативной работе капитана Ивлева.

Такое у полковника Махова было правило, одно из многих. Он любил, чтобы у него в отделе все было по порядочку. Даже в одежде Махов требовал этого самого порядочка. Обязательно галстучек, рубашечка с отглаженным воротником. Чтобы был вид.

– Оперативник должен выглядеть привлекательно и интеллигентно. Нравиться людям, – неустанно повторял он, если кто-то приходил на работу неопрятно одетым.

Сам же всегда начищенный, наглаженный, как администратор большого театра. Кстати, этим он нравился подчиненным.

За небрежность доставалось только старшему лейтенанту Квасову. Его полковник недолюбливал.

– Если человек небрежен в одежде, значит, он небрежен во всем, – выводил он такое странное заключение.

Но старший лейтенант Квасов и не старался понравиться полковнику.

– Я тут не на смотринах. По работе есть ко мне замечания? – говорилось это несколько резко, но такой уж он был человек, лейтенант Квасов.

По работе к нему замечаний не было.

Кое-кто в отделе поговаривал, что Квасов нарочно давит полковнику на больной зуб, чтобы тот посодействовал его переводу из отдела в дежурку. Махову как-то об этом доложили, и он категорично заявил:

– Ни о какой должности дежурного пусть не мечтает. Будет работать оперативником. Будет плохо работать – уволим.

И пора бы уже представление на очередную звездочку подавать на лейтенанта Квасова, но полковник не торопился.

– Рано еще, – сказал полковник, когда капитан Ивлев решил заступиться за Квасова. – Неважный из него оперативник. Пока не вижу успехов в работе.

Ивлев попытался прозрачно намекнуть, что уже по сроку старший лейтенант дозрел до капитана, но отстоять сослуживца так и не сумел.

– Если будет так работать, то и на пенсию лейтенантом уйдет, – сказал полковник, как отрезал.

Ивлев-то знал, что имел в виду Махов. До него тоже доходило, что Квасов частенько приходит на работу в похмельном состоянии.

– А что я, если оперативник, не такой человек, как все? – парировал Квасов. Но полковник Махов даже не изволил утруждать себя ответом на неуместный вопрос.

– У нас здесь розыск. Розыск! – повторял он многозначительно, растягивая последнее слово по слогам. И все оставалось как есть. Полковник не спешил с аттестацией на очередное звание Квасову, а старший лейтенант нарочно старался досадить начальнику.

Капитана Ивлева Махов уважал и всячески к нему благоволил. Старательный капитан нравился ему. Не ходит, ничего для себя не клянчит, работает на совесть. И очень ответствен. Может, себя молодого в нем видел. Когда-то тоже вот так рвался за десятерых, не чурался самой грязной работы. И трудности были, и все прочее. Вспоминать неохота. И ведь ничего себе не нажил.

Вот и Ивлев такой. И хотелось порой сказать полковнику Махову жалеючи, что не стоит так надрываться, забывать о себе, о жене, да язык не поворачивался. Нельзя. Потому что на таких фанатиках и держится розыск. Жалел Ивлева, хотелось как-то помочь. И когда в отделе встал вопрос о назначении заместителя начальника по оперативной части, полковник поставил на эту должность капитана Ивлева, чтобы дать ему возможность служебного продвижения в случае своей отставки.

– Достойная замена будет, – говорил он про капитана Ивлева.

Некоторые в отделе стали коситься на Ивлева, за глаза называя его подхалимом. Но капитан в этом грехе был не замаран. Да только не станешь каждому объяснять.

Когда Ивлев без стука вошел в кабинет полковника Махова, тот недовольно поднял седые брови. Из-под бровей сверкнул грозный взгляд, но, увидев своего зама, Махов подобрел.

– Ну, что у нас по банкиру, Алексей Иванович? Мне вчера звонили из совета директоров Центробанка, интересовались. Волнуются денежные чиновники, – сказал Махов, жестом руки предлагая Ивлеву сесть.