Краповые рабы - Сергей Самаров

О своем будущем эмир не хотел думать в черных красках. Он, конечно, бравировал, когда разговаривал со старшим лейтенантом, когда угрожал тому и всеми доступными ему в том положении средствами показывал, что не боится ареста и уверен в своем скором освобождении. Тем не менее эта бравада в какой-то степени тоже делала его уверенным в том, что все завершится благополучно. В основном эта уверенность была основана на том, что спецназ не знал, где находятся десять бойцов его джамаата. И уверен был, что они постараются его освободить. Наверное, уже постарались, но нарвались на этих молодых роботов-«волкодавов», которые постарались оправдать принадлежность к породе. Одновременно к породе роботов и к породе «волкодавов». Сколько моджахедов погибло в засаде? Неужели все? В это не верилось и даже верить в возможность подобного не хотелось. Стрельбы слышно не было. Конечно, спецназовцы стреляли. Но разве с такого расстояния услышишь выстрелы их автоматов, снабженных глушителями? Но ведь не могли же все десять опытных моджахедов поднять руки и встать к стенке, дожидаясь расстрела, когда увидели четверых приближающихся солдат-роботов? Обязательно должны были бы прозвучать ответные очереди. Десятерых расстрелять не так просто, как двоих-троих, даже имея оружие с глушителем. Предположим, несколько человек засядет на передней линии, несколько человек на задней. Расстреляют сначала заднюю линию, потом возьмутся за переднюю. Реально это? Теоретически, наверное, вполне. Хотя на практике обычно все бывает не так – у падающего бойца хоть что-то загремит. Оружие ли уронит или просто запасной магазин ударится о землю. Другие на этот звук обернутся и сразу ответят огнем. Стрелять моджахеды тоже умеют быстро и точно, может быть, и не хуже роботов. Это не сваны, с которыми эмир Дагиров сегодня, имея численное преимущество, проиграл бой. Сваны были без опыта, они вообще ничего не умели – ни укрыться от пуль противника, ни сами точно стрелять. У них вообще никакого боевого опыта не имелось. И им тягаться с боевыми роботами бессмысленно. А бойцы джамаата Бабаджана Ашуровича прошли суровую школу. Он многих людей потерял за два последних года. Но с ним остались только лучшие, которые всегда составляли конкурентную силу любым федеральным силам. Хотя и приходилось эмиру Дагирову действовать в основном против подразделений полиции, разных плохо обученных СОБРов и ОМОНов и против полицейского спецназа. Эти почему-то считали, что форма и автомат в руках уже делают из человека воина. Ошибочное мнение! Форму можно натянуть даже на восьмидесятилетнюю бабушку и сунуть ей в руки автомат. Воевать она все равно не сможет. Но его бойцы действовали всегда лучше этих ментов. Вовремя атаковали и вовремя организованно отходили, четко отсекая от себя любое возможное преследование. Никогда не выказывали ни паники, ни растерянности. Всегда друг друга поддерживали и демонстрировали хорошую реакцию и быстроту мышления. И потому Бабаджан Ашурович не мог поверить, что в только что уничтоженной засаде были все его моджахеды. Скорее всего, один или два человека. От силы – три или четыре, которых можно сразу уничтожить одновременным обстрелом сзади. Четыре человека в засаде, четыре робота-«волкодава» подкрались сзади. Четыре очереди в спину. Рисковать никому не хочется. И эти солдаты мечтают живыми и здоровыми вернуться домой, а потому, как предполагал эмир Дагиров, его моджахедам даже не предложили сдаться, а сразу расстреляли. Конечно, никто из его парней сдаваться не пожелал бы. Тем не менее теперь приходилось думать, что потери джамаата большие. В общей сложности – серьезные потери. Шестеро убито утром. Сколько-то сейчас. Может быть, очень большие потери. Хотя и не катастрофические. Катастрофа произойдет только тогда, когда эмир останется один. А пока у него есть хотя бы два моджахеда, он по-прежнему остается опасным. И пусть эти моджахеды сейчас не с ним, но они обязательно пойдут по их следу. Они не оставят преследования только потому, что наступает ночь. Ночь – лучшее время для неожиданного нападения…

* * *

Опять пошли быстро. Старший сержант Семисилов снова встал во главе группы и шел, как считал Бабаджан Ашурович, так, как могут ходить только стопроцентные боевые роботы. Словно не чувствовал усталости. Включал в голове какую-то программу и выполнял ее. И другие спецназовцы шли так же. А как быть простым людям, которые идут рядом с ними? Как быть раненому эмиру, как быть в конце-то концов бомжам, которые и без того еле живы?

Но бомжи терпели, терпел и Бабаджан Ашурович. Как раз потому терпел, что не жаловались на судьбу бомжи, которых он презирал. Они шли, стиснув до посинения губы, едва переставляли ноги, но двигались. Как же мог он, пусть и раненый, позволить себе выказать слабость. Рана сейчас не кровоточила, хотя и болела. И эмир шел, приволакивая ногу, иной раз заметно присаживаясь на нее, но все же не хуже бомжей, хотя, конечно, тягаться с боевыми роботами, как Бабаджан Ашуровичы уже начал называть спецназовцев, он не мог.

Так, двигаясь низинкой, они обогнули половину первого холма, обогнали половину второго и вышли к валунам на склоне. Судя по взглядам, которые боевые роботы бросали на камни, у них с этим местом связаны какие-то воспоминания. Но по этим взглядам понять что-то конкретное было невозможно. И потому еще больше казались Бабаджану Ашуровичу похожими на роботов.

На склоне холма, между тропой и ближайшим камнем, валялась ствольная коробка от автомата. Видимо, солдаты разобрали автоматы моджахедов и выбросили часть деталей. Чтобы оружие было разукомплектованным и никому уже не могло служить. Но эта ствольная коробка привлекла внимание эмира Дагирова и еще больше утвердила его в мысли, что засада была именно здесь. И он, кивнув на камни, не постеснялся спросить идущего за ним следом младшего сержанта Васнецова:

– Здесь вас дожидались?

– Здесь, – кивнул младший сержант, не вдаваясь в подробности.

Эмир рассчитывал на какое-то хвастовство, но, видимо, хвастовство роботам не свойственно. Вообще впечатление складывалось такое, будто для этих мальчишек обыденное дело победить и уничтожить таких серьезных бойцов, как моджахеды Бабаджана Ашуровича. Но в обыденность произошедшего сам эмир Дагиров поверить не мог.

– Отсюда к моей шапке ноги росли? – спросил идущий последним бомж Бородино.

– Отвалились эти ноги, – сказал младший сержант. – Ходить разучились навсегда.

Это уже значило, что Алигайдар Барзулавов убит и сиротами остались семь его дочерей и один сын, самый младший в семействе. И некому будет о них позаботиться. Был бы Бабаджан Ашурович на свободе, он бы позаботился, он бы не оставил сирот. Но он пока не на свободе и помочь ничем не может. Однако хотелось все же выяснить, сколько моджахедов погибло в засаде. И ничто не мешало эмиру спросить об этом напрямую.

– Жалко, что вас они не перестреляли. Сколько их было?

– Сколько ни было, все на месте остались, – не захотел младший сержант делиться информацией. – Плохо ты их готовил. Ни на что не годные вояки.

С этим Бабаджан Ашурович согласиться не мог, но спорить не хотелось. А тут еще рядовой робот, идущий впереди Дагирова, сказал через плечо:

– Чтобы хорошо готовить, нужно самому хоть что-то уметь. А он не умеет…