Научный баттл или Битва престолов. Как гуманитарии и математики не поделили мир - Анника Брокшмидт

Если так называемая «немецкая физика» и клеймила что-то как «еврейскую физику», то чаще всего по той причине, что теория была слишком математической и трудной для понимания. Такого рода критика была довольно типичной для того времени. Подобным нападкам, как уже упоминалось, подвергался и Эйнштейн, выдвинувший свою теорию относительности, которая ознаменовала собой новую эру математической физики. Под подозрением оказалась и возникшая в ту эпоху квантовая физика, поскольку, чтобы осознать ее абстрактную сущность, требовалось живое математическое воображение. «Немецкой физикой» прежде всего руководило желание задвинуть сложные математические построения в угол и вернуться к моделям, которые поддавались быстрому осмыслению. Но умная физика не была более возможна без предположений Эйнштейна и квантовой механики. Однако Йоханнес Штарк в 1936 году пошел в наступление на новые теории: «Несмотря на то что скопились горы теоретической литературы такого толка, она не принесла в физику никакого нового и значимого знания о действительности». И это было поистине сенсационное заблуждение. «Немецкая физика» не сделала никаких интересных открытий. Хотя в то время в Германии не было недостатка в светлых умах. Только многие будущие нобелевские лауреаты, в том числе Отто Штерн, Феликс Блох, Макс Борн, Юджин Вигнер, Ханс Бете и Денеш Габор подвергались преследованиям и репрессиям со стороны национал-социалистов.

К счастью, есть на свете и такие естественнонаучные теории, которые не настаивают на кровопускании и не имеют отношения ни к каким абсурдным расовым теориям. Они милы, безвредны и занимательны, ни дать ни взять. Журнал «Анналы физики», одно из старейших научных изданий мира, представляет собой забавную смесь из всяческих любопытных фактов. Первый выпуск появился еще в 1799 году, когда только начиналось триумфальное шествие электричества по планете. В 1770 году итальянский медик Луиджи Гальвани обнаружил, что при помощи тока можно добиться сокращения конечностей мертвой лягушки. Обстановка в научном сообществе была и впрямь наэлектризованной: все пытались выяснить, что еще может это самое электричество. Чтобы в этом разобраться, видные ученые того времени стали пропускать ток через все, что только попадало им в руки. Например, через растения, о чем доложил нидерландский исследователь Мартинус ван Марум в самом первом выпуске «Анналов». Его статья вышла под заголовком «Эксперименты над различными предметами», и это самое общее название, какое только можно придумать для научной статьи. Во введении, почти с первых же строк, автор остужает восторженный пыл читателя, предупреждая, что «результаты оказались не такими определяющими», как ему мечталось вначале. Кроме того, в ходе опытов он не зарегистрировал «никаких поучительных или удивительных феноменов». Ван Марум в частности заключил, что «одно из наиболее чувствительных растений», из тех, что подвергались воздействию электрического тока, это мимоза. Ее листья почти не складывались, что часто происходит в обычных условиях, и растение вело себя совершенно нормально, как до, так и после получения разряда.

С людьми ученому повезло больше. В своей статье «Продолжение опытов о влиянии электричества на пульс и незаметные испарения» он предпринимает новую попытку разгадать тайны электричества. Более ранние наблюдения показали, что у людей, через тело которых пропускали ток, повышался пульс. А у человека с высокой частотой пульса кровь быстрее проходила через сосуды. Тогда почему бы не предположить, что кровь течет по венам благодаря электричеству? Чем больше тока пропускали через тело, тем быстрее текла кровь и тем быстрее приходилось биться сердцу, чтобы справиться с возросшим объемом жидкости. Разумеется, сегодня мы знаем, что сердце перекачивает кровь через вены и артерии. Но тезис ван Марума был вполне логичным выводом из тех данных, которые удалось собрать к тому моменту. Только с течением времени стало ясно, отчего повышался сердечный ритм: испытуемых подключали к специальному устройству, которое они видели впервые, а затем еще и били несчастных током. Если смотреть на ситуацию с этой точки зрения, то становится, скорее, удивительно, что у некоторых подопытных пульс никак на это не реагировал.

В том же журнале, к слову сказать, утверждалось, что внутри Земля должна быть холодной, поскольку и вода холоднее на большой глубине. А когда в горных областях стали находить осколки породы с ярко выраженными магнитными свойствами, сделали вывод о существовании магнитных облаков, которые притягивались к вершинам. Ну да! Что кроме магнетизма могли переносить такие облака? Все эти примеры, взятые из выпуска журнала за 1799 год, наглядно показывают, насколько неверно люди могли трактовать свои наблюдения за природными явлениями. Их данные были верны, но сильно хромала интерпретация.

Многие научные заблуждения давно отправились на свалку истории, но некоторые используются локально или переживают второе рождение в эпоху, когда вновь дает о себе знать страстное желание простоты и натуральности. Пожалуй, может показаться, что все представители естественных наук — флюгеры, оппортунисты и что они меняют мнение каждый божий день. Если даже и так, то это нельзя назвать недостатком: это, скорее, преимущество. В среде представителей естественных наук за бортом очень быстро оказываются идеи, которые никак не подтвердились. Никто не застрахован от веры в ложные идеи, от непонимания и заблуждений. Кто жаждет правды, должен иметь мужество признать свои ошибки. Естественные науки за всю свою историю породили много неверных учений, но это отнюдь не признак их слабости. Напротив: это тяжелый хук, пришедшийся точно в подбородок гуманитариев. Обилие просчетов в прошлом и настоящем означает лишь одно: совершая их, мы очень многое узнали о мире. Найдут ли гуманитарии, чем отбиться?

Шестой раунд

Наука перемен

Хилые тюльпаны, здоровая алхимия

Некоторые величайшие научные прорывы в истории человечества, которым поспособствовали ученые-естественники, упоминаются и в других главах, например связанные с квантовой физикой, теорией относительности, законами тяготения. Исследователи и инженеры выдумали бесчисленное количество вещей, которые даже в мелочах изменили жизнь человека, и потому так сложно выбрать из всего разнообразия что-то одно. И ничего не помогает. Разжившись таким богатством, не грех заняться ростовщичеством!

Поистине гениальные открытия сочетают в себе основательность и простоту. С этой точки зрения мерилом вещей может стать то, что висит на стене почти любого кабинета химии. Периодическая система элементов скромно глядит на учеников средней и старшей школы, будто бы это простая таблица, тогда как в действительности она результат многовековых изысканий. Русский химик Дмитрий Иванович Менделеев разработал эту систему в 1869 году, а вскоре после этого до такого порядка элементов додумался немецкий врач и химик Юлиус Лотар Мейер. В периодическую систему включены элементы — атомы, из которых впоследствии получаются вещества. Первый элемент, имя открывателя которого доподлинно известно, — фосфор, который появился в поле зрения ученых за 200 лет до знаменитой таблицы. Его получил немецкий аптекарь и алхимик Хеннинг Бранд из человеческой мочи, так что фосфор был всего лишь одним из побочных продуктов алхимических опытов. Постепенно список элементов пополнялся. Некоторые из них обладали весьма схожими свойствами, на что обратил внимание немецкий химик Иоганн Дёберейнер. Он получил только школьное образование, был сыном кучера, но несмотря на это герцог Саксен-Веймарский Карл Август назначил его на должность профессора в Университет Йены. Поскольку он не мог предъявить необходимого докторского титула, вскоре таковой ему был присвоен. Его открытия, как говорилось в сопроводительном документе, несли «на себе несомненный отпечаток гениальности и совершенства». Дёберейнеру бросилось в глаза, что разные элементы по демонстрируемым свойствам очень походят друг на друга. Так, он вычленил тройки, повторяющие один и тот же «рисунок». Вес среднего по этому показателю элемента всегда был почти равен среднему арифметическому весов самого тяжелого и самого легкого элемента группы. И во взаимоотношениях с другими веществами они вели себя одинаково: например, литий, калий и натрий бурно реагировали при контакте с водой, причем чем тяжелее был элемент, тем больше тепла выделялось.