Год обезьяны - Чингиз Абдуллаев

— А почему тогда твоя дочь Фролова?

— Это фамилия моего отца.

— Мама, что здесь происходит? Вы с ним знакомы? — спросилаНаталья.

— Это мой старый знакомый, — спокойно ответила мать. — Тыуже здесь все сказала? Все, что могла? В таком случае иди и сядь в машину. Лешаотвезет тебя домой. Я тоже скоро приеду. Иди…

— Мама, он родственник Измайловых. Я хотела ему объяснить…

— Мы поговорим дома. Иди, — кивнула она, перебив дочь, —иди. Я скоро приеду.

Наталья взглянула на Муслима.

— До свидания, — тихо произнесла она и вышла из комнаты,закрыв за собой дверь.

Он уселся на кровать. Посмотрел на сидевшую перед нимженщину.

— Сильно изменилась? — с вызовом спросила Вера. — Наверно,постарела?

— Нет, — возразил он, — сколько тебе лет? Тогда былодвадцать восемь. Значит, сейчас сорок. Тебе только сорок лет. Какая же тыстарая? Это я уже постарел. Мне сейчас…

— Сорок восемь, — быстро сказала она. — Ты старше меня ровнона восемь лет. Как ты жил все эти годы, Муслим?

— Жил как все, — ответил он глядя на нее, — иногда выживал,но, как видишь, выжил.

— Мне сказали, что ты теперь дипломат? Неужели ушел со своейработы?

— Не совсем. — Он не хотел врать. И говорить правду тоже нехотелось.

— А насчет родственника наверняка соврал, — усмехнулась она.— Я уже все знаю. Его отец и дядя остановились в «Гранд-отеле». Говорят, чтоего отец заместитель министра…

— Первый заместитель министра…

— Тем более. А второй тоже большая «шишка» из вашего КГБ.Верно?

— Откуда ты все знаешь?

— У меня свои связи, — усмехнулась она. — Зачем ты приехал?Разбираться по поводу этого убийства? Только не говори, что ты приехал какдипломат, все равно не поверю.

— Убили нашего дипломата, — напомнил Муслим. — Нашегосударство обязано было кого-то прислать для проверки всех обстоятельств дела.Тем более что нужно помочь его родственникам забрать тело погибшего.

— Ответ дипломата. И больше ничего?

— Если смогу, то уточню обстоятельства гибели нашегосотрудника.

— Уже теплее, — кивнула она. — Значит, будешь все сампроверять. Как тогда, в девяносто втором?

— Нет. Ты же знаешь, что сейчас не девяносто второй год. Идело ведет ваш следователь по особо важным делам Мелентьев. Кстати, насчет этойдевочки правда? Она действительно ваша родственница и ждет ребенка от погибшегоИзмайлова?

— Только не делай поспешных выводов, — попросила она. —Виктория действительно троюродная сестра моей дочери. Ее мать моя двоюроднаясестра, а ее бабушка родная сестра моей матери. И Наташа с Викой с детствадружили. Поэтому Наташа так глупо и подставилась. Поехала домой к вашемудипломату и ничего мне не сказала. Можешь себе представить, что я потомпережила, когда все узнала. Она поехала туда на моей служебной машине, водительждал ее внизу, и все запомнили и машину, и номера служебного автомобиля мэрии.А вашего дипломата потом убили. Но моя бедная девочка не могла этого сделать.Она в жизни и мухи не обидела, можешь мне поверить. Она не способна на такуюжестокость. Но ваши родственники погибшего считают, что раз она единственнаяподозреваямая, то, значит, она и убийца. Ваш консул даже откровенно говорил,что я пытаюсь помешать следствию. Какая чушь. Моя дочь просто свидетель, а неподозреваемый и тем более не обвиняемый.

— Она говорила, что у нее есть алиби.

— Конечно, есть, — несколько нервно произнесла Вера. — Ивообще я точно знаю, что она не могла убить вашего дипломата. С какой стати?Только потому, что он не хотел больше встречаться с ее троюродной сестрой? Заэто можно дать пощечину, но не убивать…

— Она сказала, что его убили в десять, а она была у негопримерно в половине девятого…

— Болтушка, — гневно произнесла Вера, — говорит все, чтознает. Это тайна следствия, и я просила ее никому не говорить. Вашего молодогочеловека действительно убили ближе к десяти часам вечера, а Наталья была там вполовине девятого. Все очень просто и очень понятно. Надеюсь, ты сумеешьподтвердить непричастность моей дочери к этому дикому убийству. Я, конечно, небоюсь, но мне неприятно, что родные погибшего будут думать так плохо о моейдочери.

— Я сделаю все, что смогу, — пообещал он. — Значит, ты уженачальник управления. Сделала такую карьеру за двенадцать лет.

— Что мне оставалось делать? Одинокая женщина с ребенком наруках. Если ты помнишь, я тогда тоже разводилась со своим первым мужем. Нампришлось дважды встречаться в суде. Унизительно и обидно, когда чужие людикопаются в твоем прошлом, в твоей личной жизни, словно пытаясь тебяпрепарировать. Ты ведь тогда тоже проходил через похожую процедуру.

— Мне было легче, — признался он. — Судья была моей старойзнакомой, и она довольно быстро нас развела. А потом моя бывшая благовернаявышла замуж за крутого бизнесмена и отказалась от алиментов. А заодно и неразрешила нам встречаться с дочерью. Вот такие дела.

— Почему ты столько лет не давал о себе знать? — спросилаона. — Я думала, что ты позвонишь или приедешь. Мы тогда с тобой говорили, и тыобещал мне обязательно звонить. Или уже не помнишь?

— Я вернулся в Баку, когда там ушел в отставку Президентреспублики. Начался общий хаос, руководителем стал председатель парламента,бывший ректор медицинского института. Затем Президент вернулся на один день, иего снова свергли. К власти пришел Народный фронт. Можешь себе представить, чтоу нас творилось. Через месяц выбрали второго Президента. А еще через несколькомесяцев меня выгнали с работы. Как я мог тебе позвонить? О чем говорить? Какиепланы или перспективы строить на будущее? У меня не было ничего. Ни денег, ниработы, ни семьи, ни даже квартиры. Я жил у родителей. Мне было стыдно звонитьтебе. Через несколько месяцев все наладилось. Меня вернули на работу, к властив республике пришел Гейдар Алиев. Он был избран третьим Президентом и началнаводить порядок. Мой старший брат — дипломат — подарил мне свою квартиру,переехав в новую, которую строили для сотрудников президентского аппарата. Итогда я решил тебе позвонить. Но твой старый телефон долго не отвечал. А потоммне ответила какая-то пожилая женщина. Она сообщила, что ты вышла замуж иуехала в Стокгольм. Я тогда понял, что опоздал.

— Через два года после нашей встречи, — сообщила Вера. — Яуехала в Стокгольм в феврале девяносто четвертого. Это была наша домработница.Она говорила, что ты позвонил. Но меня уже не было в городе. Ты слишком долгособирался мне звонить, Муслим. Очень долго.

— У нас шла война, — печально ответил он. — Летом началсямятеж, который привел к падению режима Народного фронта, потом началосьнаступление наших соседей. Они захватили у нас несколько районов. Я все времябыл в командировках, опрашивал беженцев и вынужденных переселенцев, спал впалатках. Мы должны были все документально оформить.